– Мы бы обязательно спросили ее, если бы она вновь пришла к нам на обед. Но мы больше ее не видели. Я предполагаю, что выяснить истинное имя ее матери и найти факты, подтверждающие существование брата, будет не легче, чем узнать, где их расписали.

– Трудно, но возможно. Но, опять же, было бы проще, если бы я смог поговорить с Лайлани, – в раздражении он положил на тарелку второе пирожное, не откусив ни кусочка. – Я вот сижу здесь и говорю так, будто уже взялся за это дело, хотя таких намерений у меня нет, Дженева.

– Я знаю, расходы предстоят большие, а Микки не могла дать вам много…

– Не в этом дело.

– …но я могу занять немного денег под те вещи, что есть в этом доме, и Микки скоро найдет себе хорошую работу, я знаю, что найдет.

– Трудно найти хорошую работу и удержаться на ней, если тебя ищет ФБР. Послушайте, что я вам скажу. Если я буду помогать вам, зная, что ваша племянница намерена выкрасть девочку у законных родителей, то стану соучастником преступления.

– Это же нелепо, дорогой.

– Я стану сообщником преступника. Это закон.

– Значит, это нелепый закон.

– Чтобы защитить себя от обвинения в соучастии, я должен, вернув вам полученные от Микки триста долларов, прямиком пойти в полицию и рассказать им, чем вызвана поездка вашей племянницы в Айдахо.

Дженева склонила голову набок, на ее лице отразилось насмешливое недоверие.

– Не подшучивайте надо мной, дорогой.

– Какие уж тут шутки. Я предельно серьезен.

Она ему подмигнула.

– Нет, не может этого быть.

– Да.

– Нет, – она вновь подмигнула ему. – Вы не пойдете в полицию. И даже если вернете деньги, будете продолжать расследование.

– Не буду.

– Я знаю, как это происходит, дорогой. Вы должны обеспечить себе… как они это называют… железное алиби. Если все пойдет плохо, вы сможете заявить, что не занимались этим делом, потому что не брали денег.

Достав из кармана три сотенных, он положил их на стол.