Роберт кивнул:

— Ну и как тебе это ощущение?

— Забавно… а вообще-то, ничего.

Другой пошевелился и застонал.

— Наверное, тебе стоит позаботиться о своем друге, — посоветовал Роберт.

Мамон повернулся ко второй ищейке, а Роберт выпрямился. К тому времени, как Мамон снова повернулся в его сторону, он уже исчез в тумане.

Кристиана

Эти огромные веки приподнимаются, взгляд ищет меня. Невыносимый момент. Как будто дерево выдергивает из земли свои корни, чтобы пойти прогуляться. Как будто гора вдруг открывает рот, чтобы заговорить. Как будто огромная приливная волна набрасывается на торговую зону какого-нибудь пустынного городка. Как может существовать человек столь огромный — гигантская статуя, форма рельефа с человеческими очертаниями? Но то, что он еще и живой, что он обращает на тебя внимание…

Саския у меня в голове задыхается от ужаса. Мой собственный пульс пускается вскачь, но не потому, почему ужасается Саския. Я не меньше, чем она, поражена тем, что гигант — живой и обращает на нас внимание, но, когда он открывает глаза и смотрит на меня, я его узнаю. Я знаю, кто он такой.

И это знание почти лишает меня чувств. У меня слабеют ноги, дрожат колени. Его взгляд притягивает, он тащит меня в огромный и непонятный мир, который лежит по ту сторону зрачка. Но веко медленно опускается, и вот глаз опять закрыт.

Я с облегчением вздыхаю. Мне все еще хочется к чему-нибудь прислониться.

«Что это, Кристиана?» — спрашивает Саския.

«Что-то тут не так», — отвечаю я.

«Это серьезно… Он такой огромный. И когда глаз открылся, мне показалось… не могу этого объяснить, но было такое чувство, как будто нас вот-вот вытащат вон из твоего тела. Никогда не видела ничего более огромного и древнего».

«Это не дух Вордвуда».

«Ты о чем?»

Я поворачиваюсь к библиотекарю.

— Это довольно старый дух, — говорю я.

Он кивает: