— Если ты вздумал меня обмануть, получишь пулю.

Он заполнял собой три четверти переднего сидения.

— Я знаю.

— Вылезай из машины.

Сержант первым направился к входной двери.

— Открой, — приказал я. — И замри.

Он открыл дверь и замер. Я тоже. Мы простояли три минуты, но ничего не случилось. Только толстый серый воробей залетел во двор, чтобы обругать нас на птичьем языке.

— Ладно. Заходим в дом.

Такой нищеты я не ожидал. Лампочка в шестьдесят ватт освещала только середину комнаты, оставляя углы в глубокой тени. Везде валялись газеты. На веревке сохло выстиранное белье. У стены стоял старенький «Зенит». У противоположной я увидел раковину и ржавую чугунную ванну на изогнутых ножках. И прислоненное к стене охотничье ружье. Пахло грязными ногами, потом и соусом чили.

— Все лучше, чем жить под кустом, — заметил Сержант.

Я мог бы с ним поспорить, но не стал.

— Где твоя часть карты?

— В спальне.

— Пошли.

— Еще не время, — он медленно повернулся, с закаменевшим лицом. — Ты должен дать слово, что не убьешь меня, получив мою четвертушку.

— Как ты меня заставишь сдержать его?

— Черт, не знаю. Наверное, надеюсь, что дело не в деньгах, что ты прежде всего хотел отомстить за Барни. Ты и отомстил. Кинан замочил его, Кинан мертв. Если тебе нужны деньги, нет проблем. Может, трех четвертей карты и хватит, на моей четвертушке стоит большой жирный крест. Но ты ее не получишь, если не пообещаешь, что взамен оставишь мне мою жизнь.

— Откуда я знаю, что ты не попытаешься поквитаться со мной?

— Но я попытаюсь, сынок, — без запинки ответил Сержант.

Я рассмеялся.