После мгновения тишины, раздались вопли — люди кричали в муках. Я лежала лицом к Торгу, который тоже упал. Он утратил сосредоточенность. Ужас читался на его лице, и боялся он не меня. В его глазах я видела панику при мысли о нежданном предательстве.

— Эвангелина! — прошипел он в темноте как испуганная кошка.

Вскочив на ноги, он метнулся прочь, оставив меня на руинах своей бойни. Застонал Остин. В сумраке мертвые моргнули потерянными глазами. Они смотрели и ждали. Они поняли мой замысел, и в их сердцах росло нетерпение. Я пойду следом и прикончу Торгу, но на первом месте стоял мой долг перед коллегами. В коридорах витал запах кордита. Взрыв снес дальнюю стену просмотрового зала, горел ковер. Коридоры наполнились дымом. Люди выкашливали легкие. Они ползали по ковру, стараясь убраться как можно дальше от огня. Вдоль сохранившейся стены уцелели несущие балки, и там перекликались люди, собирая в кулак коллективную волю для эвакуации. Остину далеко не уйти. Слишком велика была боль. Слишком много он потерял крови. Он просил, чтобы его отнесли назад в его кабинет. Подняв старика на руки, я отнесла его в корреспондентский зал, где в траурной прохладе раскинулось у стола ассистента нагое тело Эдварда Принца. До кабинета он дотянул, но не дальше. На его лицо снизошел мир. Положив Остина на диван, я принесла ему дневник. Бумагами со стола стерла кровь с его лица и, оставив доброго старика, вернулась к резне в просмотровой.

Постскриптум

Постскриптум

Прежде чем уйти, Эвангелина Харкер была так добра, что разыскала сей документ, что позволило мне сделать эту последнюю крайне важную запись перед тем, как силы меня покинут. Считайте документ опровержением. Предосторожности ради я спрячу его в сейф под моим рабочим столом. Если что-то дурное случится со мной или с этим кабинетом, он станет свидетельством моих подозрений и ничего более. Давайте внесем ясность. Вопреки всему, я продолжаю считать, что мы столкнулись с террористом, который имеет доступ к биологическому и химическому оружию. Кроме того, он имеет опыт обращения с ножом, что наводит на мысль о военной подготовке или, возможно, естественной склонности к насилию. Говорят, ловкостью в обращении с холодным оружием славятся чеченцы, поэтому, возможно, он один из них. Все остальное — акт психологической войны, которую ведет какой-то весьма изощренный враг. На мгновение ему удалось меня одурачить, но под конец рассудок мой прояснился.