— Салли Бенчборн права, — выкрикнул Остин надломленным, таким любимым голосом, знакомым мне с детства, как дружелюбный призрак, давным-давно выбравшийся из телевизора в родительской спальне.

Он упал мне на руки. Поразительно, на что способно подвигнуть людей изувеченное тело хорошо известного им человека. В это мгновение весы в просмотровой качнулись в мою пользу, и я впервые вдохнула воздух того, что можно назвать мужеством. Сотрудники «Часа» — чудесные, невозможные, тщеславные — притихли в понимании. Ужас надвигался уже несколько месяцев. А теперь этот предмет их скрытых страхов, источник их кошмарных снов здесь. Они его видели. Или так мне на мгновение показалось. Но они ничего не могли с собой поделать. Инстинкты в них перевесили разум. Я оставалась ассистенткой продюсера, зарабатывавшей менее шестизначной суммы в год. Они снова повернулись к Бобу, будто он был в силах им помочь.

— Остин? — Кажется, Роджерс был единственным, кто сознавал собственное невежество. — Что это… — Он умоляюще посмотрел на меня, словно я была способна оживить его корреспондента. Все остальные взирали на него. — Это то, о чем я, черт побери, думаю? Они наконец сделали то, в чем я всегда их подозревал?

Остин задыхался и не мог говорить. Я понятия не имела, что Роджерс имеет в виду. И все остальные тоже. Но Роджерс понимал. Он подошел к Остину, который дышал размеренно и, кажется, был благодарен за каждый вдох.

Боб повернулся к собравшимся. Казалось, он только что понял истину:

— Они это сделали.

— Они? — Я посмотрела на шеренгу полукоматозных монтажеров, на Эдварда Принца.

— Проклятые пиджаки!

Остин вышел из оцепенения:

— О Господи, нет, — застонал он. — Ты не понимаешь, Боб…

— Они собираются всех нас перебить.

На мгновение, думаю, кое-кто поверил. Большинство же были слишком профессиональны. Одного взгляда на своих коллег, на Принца им хватило, чтобы понять, что речь идет уже далеко не о корпоративных интригах. Умершие, с кем никто не посоветовался, знали все. Вокруг меня их число росло, границы между реальностями истончались — в точности, как предсказывал Иэн. Возможно, виновата тут была пороховая дымка от выстрела Салли. Возможно, меня подвело воображение. Но за спинами подданных Боба Роджерса четыре стены смотровой потускнели, растворяясь в сером тумане. Пространства за этими стенами терялись в бесконечности. Казалось, мы стоим на краю поля битвы, где собрались целые народы. Я увидела Клементину Спенс. Она стояла на укреплении, одна тень из миллионов, молекула в облаке, но различимая для меня. Гремели и грохотали голоса. Поднималась память рода человеческого. Мертвые пели. С вызовом и мольбой они поднимали руки, будто вздымали копья и щиты. Они пришли за Торгу, за мной, за всеми нами. Они были голодны. Они горевали. Я тоже ощутила голод. Я тоже ощутила горе. Они же обратили ко мне бледные лица. И я увидела. Они хотели чего-то — именно от меня. Они знали, чего я жажду. Они знали про ведро и нож. И про мое тело они тоже знали, знали, что на мне отметины силы.