замка: с самого его низа он казался еще страшнее и таинственнее. Затем Эдд

осторожно протянул руку к двери. Но не успел он дотронуться до нее, как

внезапно раздался громкий скрип, звонко разлетаясь в стороны, и двери сами

собой стали медленно открываться перед ним. Эдвард в ужасе застыл, вглядываясь в темную щель между двумя створами, которая становилась все

больше. Скрип неожиданно утих, снова оставив Эдварда одного под дождем в

тишине. Он продолжал воинственно вглядываться в темноту замка, вспоминая

свой сон, в котором за дверьми был огонь, была огненная жаровня ада.

Но теперь там все ж таки было темно, даже слишком темно, Эдвард ничего не

сумел разглядеть, ни единого силуэта возможных предметов интерьера, ему не

оставалось ничего другого, как слепо шагнуть в эту темную ужасную пропасть. Но

он знал, что двери замка закроются за ним навсегда.

В этот момент, впервые за несколько последних дней, в его сознании вдруг

всплыло лицо его жены Лизы. Он вспомнил ее веселой и жизнерадостной в один

из субботних вечеров, когда они, по своему обыкновению, приглашали к себе

самых близких друзей или родственников. Она всегда радовалась им и часто

весело смеялась, когда он, Эдвард, попадался на какую-нибудь ее шутку. Сильная

любовь к ней и чувство вины перед ней за то, что он ввязался в это дело, что не

остановился вовремя, когда это еще было возможно, что все-таки прочитал

проклятую рукопись Катрин, хотя жена просила вернуть ее, — все это сдавило его

сердце, и несколько слез покатилось из его глаз, тут же смешиваясь с каплями