— Какое мороженое тебе больше всего нравится, малыш? — спрашиваю я.
Эдди быстро встает на колени, пытаясь найти меня в темноте, ощупывая воздух руками, понимая, что я где–то рядом, но не зная, что у меня в руках.
— А? — говорит он.
— Красное вишневое? — шепчу я.
Я с силой опускаю топор. Отрубаю его чертову голову. Фонтаном бьет черная кровь, и я пинком отбрасываю отрубленную башку — похоже, она летит в ящик для слоеного мороженого. Бросив топор, я в темноте нащупываю дверь и с большим трудом ее открываю. Силы окончательно оставили меня. Даже с топором, даже будучи вампиром, я бы не смогла прорубиться наружу.
Джоэл умирает на диване. Ему осталось жить минуту, может, две. Я встаю перед ним на колени и поднимаю его упавшую голову. Он открывает глаза и пытается мне улыбнуться.
— Ты его остановила? — шепчет он.
— Да. Он мертв. — Я делаю паузу и бросаю взгляд на иглу, которая все еще торчит в моей руке, на жгут и пластиковую трубку. Я скручиваю ее, чтобы моя кровь не стекала на пол. Вглядываюсь в лицо Джоэла, я чувствую себя такой виноватой.
— Ты знаешь, кто я? — спрашиваю я.
— Да, — выговаривает он с трудом.
— Хочешь быть такой, как я?
Он закрывает глаза:
— Нет.
Я хватаю и трясу его:
— Но тогда ты умрешь, Джоэл.
— Да. — Его голова падает на грудь. У него обреченное дыхание, как пузырьки воздуха на глади горного озера, готового к зимней стуже. Все же он заговаривает еще раз и произносит лишь одно сладкое слово, которое пронзает мне сердце и заставляет меня почувствовать свою ответственность за него: — Сита.
Секунды бегут. Как всегда. Всей силы солнца не хватит, чтобы хоть на один миг их остановить. Поэтому и смерть приходит между мгновениями, как воровской проблеск света во тьме. Эдди принес запасной шприц. Он лежит на обеденном столе, и его игла как бы ждет, чтобы я воткнула ее в глаз бога. Кришна взял с меня обещание не делать новых вампиров и взамен собирался даровать мне свою милость и свою защиту. И хотя я сделала вампира из Рея, Якша верил, что я все еще в милости, потому что я дала Рею свою кровь, чтобы спасти его, потому что я любила его.
«Там, где любовь, там моя милость».
Я верю, что могу спасти Джоэла. Я чувствую, что это мой долг.
Но люблю ли я его?