— Я тебя люблю.

— Я знаю.

— Больно тебе?

— Ага.

Ему стало жарко ушам, вспомнил, как билась, и не давал ей вырваться.

— А… Хорошо не было?

Она засмеялась.

— Нет. Но сейчас будет. Ты ведь не заснешь, нет?

— Не засну. Я сейчас, давай.

— Не торопись. Только темнеет, у нас куча времени еще. Давай немножко полежим.

Откуда-то плыл запах степи, не от закрытого окна, а из дома, просачиваясь через двери. Пахло летом.

— Я про нас думал, все время. Хотел, чтоб летом и ночью. Думал, вот встречу тебя и мы пойдем. Или к морю или в степь, когда совсем тепло. …Паршиво было.

— Почему?

— Ты не смотрела даже. Уезжала все время. Знаешь, я ведь в лодочный сарай одеяло отнес. Ну, если в степь пойдем, чтоб постелить. Там и лежит, в рундуке старом, под сетками.

— С москвичкой не пригодилось?

Генка дернул измазанной в крови рукой, которую держал на весу, боясь еще испачкать простынь.

— Ты знала? Ну…

— Я все знаю про тебя. Дурак ты, Генка. Все вы дураки.

— А ты умная.

— Не знаю. Может и умная. Может — дура.