Потянул дверь, ступая в коридорчик. Писком оттуда прокричала, судя по голосу, пятиклассница «здравствуйте, Яков Иваныч!», но Витька знал уже, малолеток незаконных на Яшиных вечеринках не бывает, и передернулся от мысли, как бы не бывает, но вот простучала каблучками мимо, специально на малолетку похожая. На любителя предусмотренная.
Вслед широкой спине и крахмальному локтю сказал негромко, не заботясь, услышит ли:
— Нет.
Локоть замер. Спина двинулась обратно, разворачиваясь.
— Что нет? — глаза были уже не жуками, а черными камешками, тяжелыми, как гремящие в прибое кремни.
— Мне нужно больше знать.
— Тебе-то? Зачем?
Витька сдернул со спинки кровати полотенце, затянул вокруг бедер и сел, упирая в пол мокрые ступни. Заговорил голосом, натянутым до последнего предела перед криком:
— Значит, слушай, хозяин. Я приехал сюда — одному побыть. Ходить по берегу, по степи. Мне так надо было. Ты меня обворовал, а потом заставил, работать на себя. Планы какие-то строишь. Приказываешь. А я соглашался? А даже если согласился, чего ты лезешь в саму работу? Даже рыбу ловить, надо секретов знать, от отца к сыну они. А тут — потоньше, чем рыба. Свет, говоришь, линза. А что ж сам тогда не снимешь? Но ты — ко мне пришел! Понял?
Выкрикнув последнее слово, Витька мельком подумал, что кто-то уже кричал так, с угрозой это же слово, а он просто вернул его Яше. Да. Карпатый так, Ладе в машине. Чтоб ласковой была, по приказу. И ярость от быстрого воспоминания подпрыгнула к самому горлу, так что закашлялся и вытер рукой заслезившийся глаз.
— Ну-ну, еще заплачешь, не гоношись, — Яша хохотнул, но глаза все тяжелели под веками.
— Не заплачу. Я тебе объяснить хочу. Если ты меня на работу, то дай мне ее сделать. Я сам знаю, что мне для того надо. Или — сам делай.
Яша прикрыл дверь, шаря рукой за спиной и подтянул к себе стул. Сел, положив на спинку подбородок. Рассматривал Витьку холодными глазами.
— Понял, мужик, понял, не дурак. Теперь послушай меня. Сперва о том, какой ты, сука, бедный. Побыть один, говоришь, приехал. Я не знаю, что там у тебя за трепеты в душе, но я мокруху нутром чую. Спрятаться приехал, раны зализать. Как знаю — мое дело, ты в одном мастер, я в другом. Заставил я тебя, говоришь? А сам не хотел, значит? Не снимал, девок моих не ебал, шампанское мое не жрал, так? Что тебя тут, паспорт, штоль держит? Ну-ну-ну! Сам захотел, сам остался. Вона, как глаза заблестели. А был как мороженый кур, мертвый.
Он покачивался, поскрипывая стулом. Под полупрозрачной белизной рубашки гуляли круглые мышцы, просто так, от удовольствия противостояния.