Сельва ворочалась, вздрагивала, булькала варевом жизни. А сверху спускался к Васе тревожащее гудение и незнакомый резкий запах вплетался в серый туман. Он остановился и вытер пот. Что-то не так в его мире. Он стал больше, но это как раз так. Просто его не было видно раньше, а он всегда был большой и Вася это знал. И тетя Лариса знала, только молчала всегда. Посмотрит на Васю и молчит. А после угощает персиками. Но сейчас в его огромном мире появилось еще что-то. Как проснулось. И оно там, куда надо идти.

Стволы деревьев вырастали на глазах и уходили в небо, в котором звезды. А здесь, у самых корней, что змеями пересекали дорожку — светит серая мгла и от нее все видно, просто не сразу, а шаг за шагом. И получается, чтоб увидеть, надо идти. Если стоять на месте, то ничего не увидишь. А как же подарок?

Там, в «Эдеме» все в порядке, хотел он себя утешить. Там Витька, он большой и не забудет. А если забудет, может, и ладно? Тут вон что делается, а Вася все о старой фигурке, выкопанной из земли. Он ступил еще и еще. Посмотрел на извилистый ствол и задрал голову, увидеть крону в тумане. Не увидел. Только паутины свисали, покачиваясь лениво, — вон сидит у самой ветки лунный паук, размеров с кулак и брюхо у него прозрачное.

Вспомнил бронзовую девочку, что тихо спала у него в ладони, подложив руку под щеку. И подумал в первый раз о том, о чем никак не хотелось думать. Что на спине у нее, может, и правда не вырастут крылья, а так и останутся шрамы, будто ее били. Надо идти, крылья — только если дойдет. Туда, куда должен.

Сверху с холма волнами скатывался к подножию темный страх. Лениво протекал сквозь мальчика и ложился на дно балки черной стоячей водой. И в нем тут же заводились всякие. С лапками и когтями. За страхом катились волны угрозы, почти сбивали с ног. Он стоял, держась за ствол, подальше от лунного паука и, закрывая глаза, пытался придумать наговорных слов. Но слова разбегались, будто и у них лапки, быстрые. И понял, тут слов не будет. Потому что они наполовину игра, а тут игры нет.

— Шестьдесят, — сказал, оторвал потную руку от колючего ствола и сделал шаг вверх.

— Шестьдесят один! Шестьдесят два! Шестьдесят три!

На слове «сто» тропа вывела его на верхушку холма и звезды, крупные, как мокрые августовские светилявки, сели на плечи. Тут не было деревьев и плоская макушка стала огромным полем, за которым торчали вееером пальцы света, яркие, разноцветные. Там, наверное, все еще «Эдем».

Вася вздохнул. Ну, хоть видно, куда идти. Через колючки. Поле на вершине холма сплошь поросло чертополохом, он стоял плотно, склоняя сухие колючие венцы и был выше его на целую голову. У ног Васи, с кем-то вытоптанной полянки, устланной лежащими стеблями, черными дырками разбегались по лесу колючек проходы. Надо выбрать один и пойти.