Вася присел на корточки и потрогал резиновую спинку:

— Ты чего тут, глупая? Ты же без моря пропадешь!

Светилявка собрала на макушку все глазки и посветила Васе прямо в лицо, даже щекотно носу стало. Проскрипела что-то. Подсовывая под мармеладное тельце руку, он улыбнулся:

— Ну, иди сюда. Воды у меня нету с собой, но тебе тут никак нельзя. Если выберусь, сразу побегу, выпущу тебя в море.

Поскрипывая, светилявка перетащила горсть глазок вперед, покачала ярким лучиком света и указала им, как фонариком — вот куда идти.

— Пойдем, — Вася вытянул вперед руку и, освещая себе дорогу, пошел в черную витую дыру.

Вдвоем было нестрашно. Он брел без остановок, шепотом рассказывал светилявочке, как заблудился, и вообще все рассказывал, кусочками, перескакивая с одного на другое. Она лежала смирно, подобрав под себя зыбкие ножки и только перетекали на круглом горбике спины глазки, показывая направление.

— А Толька стал драться со мной. Он толстый, большой и как навалится, просто, как слон, ажно дышать не могу под ним. Стал деньги просить. А у меня и нету их. Он говорит, ты у мамки залезь в кошелек и возьми мелкие, она не заметит, и по башке меня треснул. А тут Наташа налетела и его за ухо. И потащила. Он на ухе крутится и ревет. Боялся, что она к мамке его пойдет и Толька тогда получит ремня. Но она его сама оттаскала. Знаешь, а я тогда бежал следом и рраз, пнул его под колено. Так Наташа потом, когда прогнала Тольку, то мне рраз и по темечку. Сказала, в плену врагов не бьют. А после поцеловала. Я маленький еще был, маленьких-то можно, целовать…

Луч светилявки уперся в огромную чешуйчатую голову и осветил неподвижные глаза, размером с Васины кулаки. Темные, с вертикальной чертой зрачка, и обведены по кругу золотой мерцающей каймой.

В полной тишине, без шорохов, шагов и Васиного голоса, проскрипела и смолкла светилявка. Без единого звука раскрылась пасть, усаженная игольчатыми зубами и показался черный раздвоенный язык, подошел к лицу и тронул его, как слепой ощупывает то, что не видит, но легко и быстро. Волна чужого, душного запаха от разверстой пасти толкала в лицо. У Васи задрожали колени. Язык ушел, втянулся в уже закрытую пасть, оставив снаружи самый кончик двумя узкими плеточками. От головы вниз продолжалась в темноту шея. Там, в темноте, наверное бесконечное, тулово и оттуда приходило шуршание.

В неярком свете Вася рассмотрел узоры по широкой спине. Такие же почти, как на Витькиной татуировке. Сказал хрипло:

— Мне надо туда. Там «Эдем» и Витя там. Нет. Там моя Наташа. Мне надо к ней! Вы меня пустите!