Щелк…

Свет изменился опять и длиннолицый шофер, снова вполне одетый, стоял перед тренажером, расстегивая серые с искрой брюки.

— Ты что снимаешь, блядь? Слов не слышал? Ее снимай! Сейчас вот!

Яшино лицо, перекошенное яростью, вплыло в видоискатель кривым облаком, блеснули ощеренные ровные зубы.

Щелк…

Птица прикрыла глаза-линзы, унося в память, под упругие перья — раскосое лицо с высокими скулами и сеткой ритуальных шрамов на висках.

Витька, пытаясь вырваться из мерного качания двух реальностей, закрыл и открыл глаза, огляделся, разыскивая Ноа.

Дева-змея сидела на возвышении, сплетенном из корневищ старого дерева. Прямая, царственная, и кожа, расписанная татуировкой, казалось жила сама по себе, переливаясь сверкающими узорами. У ног ее на выбившемся из земли корне, в расслабленной позе присел Карпатый. Белел развернутыми плечами, ноги уперты в землю, блик багровой луны падает на колени. Только глаза на добродушном лице бойницами, за которыми — нацеленные ружья.

— Ноа, — сказал Витька, не обращая внимания на текущую из рваных ран под птичьими когтями кровь. И крикнул так, что из листвы дерева сорвались сонные звери, хлопая перепончатыми крыльями:

— Ноа! Так нельзя! Нет!

Карпатый стряхнул с жидких волос нападавшую с дерева труху и повернул голову, посмотрел вопросительно вверх, на деву-змею, все так же царственно неподвижную.

— Он заслужил награду, — ответила Ноа, глядя перед собой, — он просил и получил то, что обещано.

— Да я… При чем тут он? Он зверь, я про этих, тут!

— Вс-с-е — звери…

— Ноа!!!

Змея посмотрела на него, без удивления и без сочувствия.

— Ты — мастер. Делай свое дело… С-с-свое…

Подняла переливающуюся руку и жестом возобновила остановившееся на время разговора время. Снова двинулся вперед замерший было шофер-получеловек. Снова захлебываясь, захихикала в предвкушении старуха, тряся старыми грудями, подхватывая и тиская их. Опять подалась навстречу зрелищу Сирена и темные гладкие волосы свесились вдоль щек, раскрашенных белой глиной.

— А-а-а, — пыталась сказать Рита, мелькая языком в распяленном рту.

Время тянуло секунды, превращая их в прозрачную смолу. Луна светила чуть сбоку, превращая тень шедшего к ложу монстра в Приапа, влекущегося за собственным членом.