— А что он был за человек?

— Удивительно добрый и жизнерадостный. Обожал всякие шутки. Умница, ему всегда все удавалось, как маме, и до чего же с ним было весело.

— А он любил тетю Полину?

— Очень. И она его любила — больше, чем меня, что уж тут скрывать. Он гораздо больше соответствовал ее представлению о том, каким должен быть мужчина.

— Чем?

— Ну как же… красивый, обаятельный, веселый… и я уверен, он стал бы знаменитым адвокатом. А я… у меня нет ни одного из его достоинств.

Сисс внимательно смотрела на Роберта задумчивыми ореховыми глазами. Да, на нем маска безразличия, но она знала, что он невыносимо страдает.

— Ты действительно считаешь, что у него были одни достоинства, а у тебя их вовсе нет?

Он сидел, опустив голову, и молчал. Потом наконец произнес:

— Жизнь моя проходит впустую, уж это-то мне ясно как день.

Она долго не решалась спросить, потом все-таки осмелилась:

— И ты с этим смирился?

Он не ответил. Сердце у нее упало.

— Понимаешь, моя жизнь тоже проходит впустую, как и твоя, — проговорила она. — Но я не могу смириться, все во мне протестует. Мне тридцать лет.

Она увидела, как его белая выхоленная рука задрожала.

— Боюсь, мы начинаем бунтовать, — произнес он, не глядя на нее, — когда время уже упущено.

Как странно было слышать от него эти слова!

— Роберт! — сказала она. — Я тебе хоть немного нравлюсь?

Его нежное оливковое лицо, неподвижное до мраморности, побледнело.

— Я очень привязан к тебе, — пробормотал он.