— А?

— Диззи Гиллеспи. Бобби обычно пользовался их с Чарли Паркером фотографиями, чтобы рисовать одежду своих персонажей. Они всегда носили этакие шикарные костюмы.

— Так, значит, мы были в одном и том же месте?

— Мы были в Птичьей стране.

— Что это значит?

— Это значит, что мы были в мозгу моего отца. Или мы были в аду. Или мы видели глюки. Откуда мне, черт побери, знать! Ты сам там был. Ты все видел.

Повисла тишина. Тревор пожалел было, что говорил так резко. Но ему не хотелось копаться в том, что произошло в доме, — еще слишком рано. Тревор сомневался, что ему вообще когда-нибудь захочется это делать.

Наконец Зах спросил:

— Куда теперь поедем? — Голос его стал слабеть. Зах прижался лицом к груди Тревора и закрыл глаза.

— Усни и увидь сон, — сказал ему Тревор, — и пусть в твоем сне будет пляж. Пусть там будут чистый белый песок и прозрачная лазурная вода, и солнце все равно что теплый мед у тебя на коже. Останови кого-нибудь на этом пляже и спроси, где ты, а потом запомни их слова. Вот туда мы и поедем.

— О… да… — он почувствовал, как тело Заха совершенно расслабилось, — …люблю тебя, Трев…

— Я тоже тебя люблю, — прошептал он в прохладную тишину комнаты.

И это была правда, все это было правдой, и они могут быть живы и верить в это. Эта мысль не переставала поражать его.

Ты можешь убить кого-то потому, что слишком его любишь, сознавал он теперь, по к искусству это не имеет никакого отношения. Искусство в том, чтобы научиться, как провести с кем-то свою жизнь, набраться смелости творить с кем-то рядом, расплавить души обоих до температуры лавы и слить их в сплав, который устоит против всего мира. Они с Захом воспользовались каждый своим пристрастием, своим врубом, чтобы катапультироваться в Птичью страну. Но пристрастия способны подпитывать таланты, а таланты, конечно, подпитывают любовь. А что еще, если не любовь, привело их назад?

Дыхание Заха было медленным и мерным: здоровый мирный звук. Интересно, удастся ли ему тоже заснуть? Тревор пристроил свое тело возле Заха, подстроил дыхание и сердцебиение под За-ховы.

Несколько минут спустя он уже как никогда глубоко спал, и никакие сны его не посещали.

Древний микроавтобус Дугала притормозил у дома Кинси. Когда Эдди увидела на подъездной дорожке черный «мустанг», сердце у нее екнуло.

— Это тачка Заха!

Терри и Дугал едва поспевали за ней по тропинке к входной двери. Терри постучал, подождал, постучал громче. Эдди не могла заставить себя стоять спокойно. Через несколько минут мучительного ожидания дверь слегка приоткрылась, и на них уставился ярко-голубой глаз. Потом дверь распахнулась совершенно, и из дверного проема им близоруко улыбнулся очень высокий, очень худой человек в мятой пижаме.