Светлый фон

Могенс остался не только в смущении, но и с нечистой совестью. Он поставил Тома в неловкое положение и даже обидел, чего, конечно, совсем не желал. В то же время он раздумывал, почему Том так болезненно среагировал на его вопрос. Ответ был так очевиден, что сейчас Могенсу показалось, что вообще ни к чему было его задавать. Конечно, Том что-то увидел, и это его напугало, но неожиданностью не оказалось.

Но почему он не мог вспомнить, что там было?

Могенс почувствовал, что его мысли снова повели на тропу, в конце которой, во тьме, по всей вероятности, обитает привидение Дженис. А этого он не вынесет.

Он вернулся к более насущным проблемам. Том принес ему чистую одежду, но с забинтованными руками он не в состоянии не то чтобы надеть ее, но даже развернуть узел. К тому же хорошо бы узнать, что все-таки такое с его руками. Том сказал, что раны не страшные, но, с другой стороны, Грейвс настоял на том, чтобы самому перевязать его, да еще таким странным образом. А ничего бессмысленного Джонатан не делает.

Начав разбинтовывать повязки, Могенс столкнулся с неожиданными трудностями. Тугие повязки лишили его руки всякой подвижности, так что требовалось искусство не только снять их, а даже ослабить. Лишь пустив в ход зубы, он сделал зачин на левой руке. Он ожидал невыносимой боли, от которой слезы выступают на глазах, но пока что во рту скопилась горькая слюна. Видно, Грейвс смочил бинты какой-то мазью или тинктурой. И хотя Могенс старался как можно меньше соприкасаться губами с грубой материей, вкус во рту достиг такой горечи, что его едва не вывернуло наизнанку. Но он упорно продолжал трудиться и разматывал повязку виток за витком, пока она наконец не упала с тяжелым мокрым шлепком на пол.

То, что предстало его глазам, было настолько невероятным, что Могенс забыл и боль, и не менее мучительную тошноту. Он думал, его пальцы изувечены самым ужасным образом, потому что, по ощущению, на руках больше не было кожи, да к тому же казалось, что все косточки переломаны. Но руки оказались совершенно невредимы — ни крошечной царапины! Разве что в двух-трех местах легкое покраснение. И спустя время он осознал еще кое-что: теперь, когда повязка была снята, боль абсолютно исчезла. Что осталось, так это всего лишь немного неприятное жжение и зуд.

Торопливо, теперь с помощью свободной руки, он снял бинты и с правой — и был награжден тем же почти пугающим результатом. И правая рука была здорова, только пара ссадин, которые он, наверное, заработал, когда перелезал через завал. Боль и в ней сразу утихла.