По крайней мере, Грейвс остался доволен результатом обследования, отпустил его руки и сказал пусть и не совсем убедительным тоном:
— По всей видимости, тебе повезло. Но никогда не знаешь, как все обернется. Посмотрим, что будет с твоей кожей в ближайшие дни.
— С тех пор как я освободился от твоих пут, которыми ты меня врачевал, мне стало много лучше. Для чего они тебе понадобились? Профилактика пытками?
— Мазь несколько неприятная, согласен, — как ни в чем не бывало ответил Грейвс. — Но она действует.
— Против чего?
— Ты хватался за бестию, — напомнил Грейвс.
— И что? Хочешь сказать, что они ядовиты?
— Не в прямом смысле. Но с ними никогда не можешь быть уверенным. Эти твари питаются падалью, не забывай. Кто знает, что за микробы и микроорганизмы резвятся на их шкуре.
— Или гнездятся на их зубах?
— Том позаботился и о других твоих ранах, — невозмутимо продолжал Грейвс. — Но не беспокойся, он обработал их не этим средством.
— Как трогательно, — сухо сказал Могенс. — Только вот зачем ты тратишь свои драгоценные минуты на россказни о возбудителях болезней и лечебных мазях? Половина твоего времени истекла.
— А откуда ты знаешь, когда у тебя нет часов? — Грейвс выдохнул еще одно смрадное облако в его сторону. — Пять минут давно кончились, если хочешь знать.
Могенс не стал возражать. Бесполезно. Спор, который, безусловно, вызовут его возражения, еще больше затянет этот разговор. А если разговор избавит его от необходимости топать путь до города пешком — который он, скорее всего, вовсе не одолеет, — что значат какие-то несколько минут!
— Извини, — сказал Грейвс. Наверное, ему самому пришло в голову, что он взял оскорбительный тон. — Мне… мне нелегко найти нужные слова. Я как-то не привык просить.
— Знаю. И, думаю, знаю, что ты хочешь сказать. Но мое решение непоколебимо. — Могенс кивком подтвердил свои слова, чтобы придать им больший вес. — Я все равно уйду.
— Зачем? — осведомился Грейвс. — Чтобы рассказать шерифу Уилсону, что случилось с несчастными мисс Хьямс и мисс Пройслер? — Он склонил голову набок и посмотрел на Могенса в равной мере нетерпеливо и вызывающе. — Подумай хорошенько, мой друг. Твое слово против моего и Тома. С шерифом мы знакомы долгое время. Не хочу сказать, что у нас особо теплые отношения или что он меня сильно уважает. Однако ты здесь совершенно чужой. Кому он поверит?
— Я считаю шерифа Уилсона крайне разумным человеком, — бесстрастно сказал Могенс.
Он почувствовал разочарование не столько по поводу Грейвса — он и ожидал угроз под конец, — а больше от самого себя, от своей беспочвенной наивности поверить, что в Грейвсе осталось хоть что-то человеческое.