Дочка напряженно наблюдает, как под руками старшего брата ярко-красная машина теряет куски и форму. Брови сдвинуты, губы собрались в тонкую ниточку, глаза распахнуты и неподвижны. Никто не догадался вовремя отвлечь ее.
Судорожные всхлипы, переходящие в горькие рыдания.
— Родная, что с тобой?! Успокойся! У тебя что-нибудь болит?
— Ма-си-сля-ма… — Среди судорожных вздохов можно реконструировать фразу, произнесенную непослушным языком: «Машинка сломалась. Бедная!»
— Детка! Тебе-то что? Ты ведь в нее не играла!
— Бедная машинка! Красивая!
— Доченька, она неживая. Ей не больно.
Парень, наконец заметив неладное, отрывается от любимого дела и изучающим взглядом смотрит на сестру. На один миг мне становится не по себе: кажется, сейчас он подойдет к Кэти поближе и из любопытства примется корежить ее, как пожарную машину. Но в следующий момент его благородная физиономия — у мальчика уже сейчас аристократический прямой нос и красивый продолговатый овал лица — сморщивается, белесые брови переламываются домиком, и басовитый рев присоединяется к нежным, уже стихающим всхлипываниям сестрицы. Глянув на брата, та моментально заводится вновь.
— Вот видишь, Пит, твоя сестренка — очень нежная, очень ранимая девочка. Поэтому ты должен заботиться о ней и защищать ее. Понимаешь?
Тонкие солнечные лучи вползают в окно, светят в глаза, мешая мне видеть моих детей. Два настырных луча — по одному в каждый глаз. От них никак не отвертеться!..
На этот раз я заметил встречные фары еще издали и успел подготовиться: убрал дальний свет. Неизвестный водитель ответил любезностью на любезность. Я вновь попытался заставить себя отказаться от просмотра моего сладкого и мучительного фильма. Пристально уставился на дорогу.
Собака небольшой серой тряпочкой лежала у обочины. Ее, должно быть, сбила машина. Жена попросила меня остановить: нельзя ли помочь животному — вдруг оно еще живо.
— Понятно, в кого у нас дочь такая мать Тереза, — пошутил я, притормаживая, уверенный, что помогать уже некому.
Окрик Джей не остановил Питера, который легко справился с замком и выскочил из машины первым.
Пес был мертвее мертвого; он лежал тут, в пыли, уже не меньше суток.
—
Сын и ухом не повел, будто не слышал — его излюбленная манера уклоняться от родительских требований, если они ему не по душе.
Сын стоял неподвижно и завороженно смотрел на труп животного. Он не оглянулся, ни о чем не спросил: умный мальчик — сам все понял.