Светлый фон

— Сыночек, а бабулю ты помнишь? Твою родную бабушку, мою маму?

— Сыночек, а бабулю ты помнишь? Твою родную бабушку, мою маму?

Пит на секунду сел смирно, скучливо вздохнул и произнес отчетливо, со взрослыми интонациями:

— Конечно, помню. Бабулю зовут Людмила Васильевна. Она живет на даче в Антоновке. А когда Christmas и Новый год, она живет в Москве. Все, хватит. «Помнишь — не помнишь?» Надоело. Отстаньте от ребенка!

— Конечно, помню. Бабулю зовут Людмила Васильевна. Она живет на даче в Антоновке. А когда Christmas и Новый год, она живет в Москве. Все, хватит. «Помнишь — не помнишь?» Надоело. Отстаньте от ребенка!

И он принялся ломиться через материнские ноги и спящую сестру к окну. Кэйт проснулась и заплакала. Пит попытался вскарабкаться мне на плечи, и я едва успел удержать его, когда он уже занес ладонь над лысиной соседа спереди. А потом дети на пару устроили истерику из-за того, что родители не разрешили им «немножко побегать» по проходу. И жизнь вошла в нормальную колею.

 

Точнее, почти вошла. Потому что пустое кресло в глубине салона то и дело притягивало мой взгляд; потому что время от времени я повторял про себя слова жены: «Может, самолет обречен?» — и старался найти на них ответ.

Самолет плавно погрузился в воздушную яму, и меня замутило. В жизни никогда не страдал от укачивания! Только тут я понял, что не в состоянии справиться с нарастающей тревогой. Я не мог ожидать пассивно решения нашей участи.

Я поднялся, еще не соображая, что буду делать дальше. Слегка сжав плечо жены — я, мол, иду сама понимаешь куда, на минутку, не беспокойся, — медленно двинулся по проходу назад. В который раз посмотрел на пустующее кресло. Самолет — битком, ни одного лишнего билета не было. А кресло — одно-единственное — пустует. Я почему-то не решился сразу осуществить свое намерение. Все так же медленно прогулялся до туалета, умылся и постоял некоторое время с закрытыми глазами, размышляя, что именно собираюсь предпринять. В сущности, не такая уж сложная операция. И кому какое дело, кто где сидит?..

На обратном пути я еще больше замедлил шаг. Бросил взгляд на своих. Дети дремали; Джей, оберегая их покой, не обернется.

Вот я и поравнялся с пустым креслом. Сердце бешено заколотилось, пробивая себе путь сквозь глотку. Я, превозмогая желание драматическим жестом прижать руку к горлу и стараясь не замечать изумленного взгляда соседа справа, опустился на чужое место.

Кресло встретило меня враждебно. Уже знакомый болезненный разряд пронзил тело. Не настолько сильный, чтобы выбить меня из колеи! Но муторное ощущение тревоги усилилось.