— Эге. Из Ланкашира мы.

— Из какой его части?

— Даунем.

— А, ведьминская деревня! — Я в свое время читал курс, посвященный викторианским романистам, и сразу вспомнил «Ланкаширских ведьм» Эйнсворта.[126]

Чикно ухмыльнулся — и я заметил, что во рту у него ни одного целого зуба не осталось — сплошь раскрошенные, потемневшие пеньки. При ближайшем рассмотрении я также понял, что глубоко ошибался, сочтя его безобидным. Эрхартово сравнение с ядовитым пауком было не так уж далеко от истины. Для начала, цыган оказался куда старше, нежели казалось на расстоянии, я бы дал ему больше восьмидесяти. (По слухам, Чикно перевалило за сто. Доподлинно известно, что его старшей дочери стукнуло шестьдесят пять.) Но годы не смягчили его нрава и не сделали его доброжелательнее. Ощущалась в его облике некая животная распущенность, отталкивающая живучесть, как если бы ему до сих пор доставляло удовольствие причинять боль либо вызывать страх. Даже просто разговаривая с ним, я ощущал, как мурашки по коже бегают: все равно что гладить собаку, у которой подозревают бешенство. Эрхарт пересказал мне немало отвратительных слухов об этом человеке, и теперь я готов был поверить каждому слову. Мне тут же вспомнилась история о маленькой дочурке фермера, которую Чикно приютил в дождливую ночь, — и мне стоило немалых трудов не выказать отвращение.

Мы постояли еще несколько минут, разглядывая освещенные улицы. Мимо, не обращая внимания на нас, продефилировали несколько подростков с портативными радиоприемниками.

— Руку давайте, — вдруг приказал старик.

Я послушался. Цыган с интересом воззрился на мою правую ладонь. Затем проследил линии в основании моего большого пальца.

— Линия жизни длинная.

— Рад слышать. А что еще вы видите?

Он поднял глаза и злорадно ухмыльнулся.

— Для вас — ничего интересного.

Во всей этой беседе ощущалось нечто искусственное. Я глянул на часы.

— Пора пропустить стаканчик.

И я повернулся было, чтобы уйти, но тут же предложил, словно под влиянием внезапно пришедшей в голову мысли:

— А вы ко мне не присоединитесь?

— Чего б нет?

И Чикно улыбнулся так оскорбительно, что, если бы не мои подспудные мотивы, следовало бы разобидеться насмерть. Понятно, что он про себя думал: что я-де его боюсь и пытаюсь подольститься. И если первое отчасти соответствовало истине, то второе — никоим образом. Цыган заблуждался на мой счет — и это давало мне некоторое преимущество.

Мы дошли до того самого паба, куда я собирался заглянуть с самого начала. Тут я увидел объявление на двери и замялся.

— Не волнуйтесь. Ко мне это не относится, — заверил старикан.