Светлый фон

«Как бы отделаться от Мойры?» — размышлял он. Сделать то, что он собирался сделать — вынужден сделать ради спасения жизни Элеонор, — надо без свидетелей.

вынужден

Мойра намочила в ведре с водой тряпочку, выжала ее и промокнула лицо подруге.

— Мойра, как думаешь, возможно раздобыть немного портвейна?

— Легче сказать, чем сделать, — ответила она, — но попытаюсь.

Понимая, чего добивается лейтенант, Мойра передала ему тряпицу и тактично вышла из комнаты.

Синклер всмотрелся в освещенное лунным светом лицо Элеонор. Кожа пылала лихорадочным румянцем, а зеленые глаза светились безумным восторгом. Фактически она не осознавала, что больна, и полностью потеряла связь с реальностью. Ее душа уже покинула тело и блуждала где-то в родной деревушке в Йоркшире, и Синклер опасался, что вскоре за ней последует и физическая оболочка. Он повидал сотни солдат, которые точь-в-точь, как и она сейчас, бредили, что-то невнятно бормотали себе под нос, смеялись, а потом вдруг отворачивали голову к стене и вмиг испускали дух.

— Ты можешь что-нибудь сыграть мне на фортепиано? — сказал он.

Элеонор вздохнула и улыбнулась:

— А что бы ты хотел послушать?

Он нежно стащил с ее плеч шерстяное одеяло; из-под него пыхнуло жаром раскаленного тела.

— Оставляю выбор за тобой.

— Мне нравятся старинные баллады. Если хочешь, могу сыграть тебе «Барбару Аллен».

— С удовольствием послушаю, — ответил он, стягивая с плеча сорочку.

Элеонор поежилась от холодного воздуха, проникающего в открытое окно.

Синклер склонил над ней голову.

Пальцы Элеонор зашевелились, как если бы нажимали клавиши рояля, и она тихим надтреснутым голосом замурлыкала вступительные аккорды песни.

Какой бы раскаленной ни была кожа Элеонор, однако по ней уже побежали мурашки. Синклер прикрыл ей грудь ладонью, чтобы хоть как-то защитить от прохладного ночного бриза. Вдохнул запах ее тела, который не смогла заглушить даже вонь камфоры и шерсти, и он показался ему не менее сладостным, чем аромат луга ранним летним утром. А когда коснулся ртом кожи, вкус, который он ощутил на губах, напомнил ему вкус свежего молока из деревенского жбана.

Тихо-тихо она напевала:

Если он таки совершит то, что вознамерился, с ужасом думал Синклер, обратной дороги не будет.