Вот, значит, что испытывают люди, ставшие «проклятыми», думал лейтенант.

А в лице Элеонор он, напротив, уловил какую-то нехорошую перемену, заметил, как ему показалось, начальные проявления загадочной крымской лихорадки. Ею успело переболеть огромное число его сослуживцев, так что симптомы недуга лейтенант знал назубок. Опасения подтвердились, когда Элеонор вдруг, пошатнувшись, вывернула на пол суп, после чего санитары под руки вывели ее из палаты. Следующий вечер, когда вместо Элеонор к нему пришла Мойра, выдался самым мучительным.

— Где Элеонор? — требовательно спросил он, приподнимаясь с пола на локте.

Даже такое движение причинило боль. Синклер подозревал, что при падении с лошади поломал ребро или два, но переломам ребер особого внимания не уделялось, а методы лечения, которыми пользовались местные хирурги, наверняка его просто убили бы.

— Элеонор сегодня отдыхает, — сказала Мойра, старательно избегая взгляда Синклера.

Она опустила на пол тарелку с еще теплым супом и кружку мутноватой воды.

— Скажи правду, — потребовал он, схватив ее за рукав.

— Мисс Найтингейл решила, что ей необходимо восстановить силы.

— Она заболела, я прав?

Девушка нервно заморгала и, протерев передником ложку, молча положила ее в тарелку с супом.

— У нее лихорадка? Насколько далеко все зашло?

Мойра сдавленно всхлипнула и отвернулась.

— Ешьте суп, пока не остыл.

— Да к черту суп! В каком она состоянии? — От мысли, что произошло непоправимое, у него зашлось сердце. — Скажи, что она еще жива!

Мойра кивнула, легонько промокая слезы носовым платком.

— Где она? Я должен ее увидеть.

— Это невозможно. — Мойра покачала головой. — Элеонор в отделении для медсестер, а в обычную палату ее не переведут.

— Значит, я пойду прямо туда.

— И застанете ее в таком состоянии… Элеонор бы этого не хотелось. К тому же вы ничем не сможете ей помочь.

— Ну, об этом уж мне судить.