— Впереди главная дорога. Есть надежда, что там поедем побыстрее.

Однако оптимизм водителя был преждевременным: выехав на широкую улицу, они увидели, что перекресток, который обычно регулировался светофором, запружен машинами.

— Там есть объезд! — Бишоп показал на узкий переулок слева, и водитель без раздумий повернул туда. В дальнем конце переулка горел дом, и на дороге стояли люди, наблюдавшие за пожаром.

— Направо! — крикнул Бишоп, но водитель уже сам заметил поворот и снизил скорость. Что-то глухо ударилось о кузов; они так и не увидели, кого сбила машина на этот раз — мужчину, женщину или бездомное животное. Не проронив ни слова, водитель снова нажал на газ.

Переулок вывел на другую главную дорогу, и «гранада» резко затормозила, доехав до ее середины. Справа виднелся перекресток, который они только что объехали. Там людей вытаскивали из застрявших в пробке машин и избивали. И снова невозможно было понять, являлись ли нападавшие жертвами Тьмы, или это были просто потерявшие терпение водители, недовольные тем, что им не дают вырваться из темной части города. Они увидели, как один человек, ярко освещенный фарами, забрался на крышу своей машины, спасаясь от тянущихся со всех сторон рук. Но, сбитый с ног железным ломом, он прекратил сопротивление и под градом ударов съехал с крыши. На капоте другого автомобиля распростерлась женщина, с которой сорвали одежду; десятки рук жадно тискали ее обнаженное тело. Спины напирающих сзади заслонили эту страшную сцену, но женщина так кричала, что происходившее с ней не вызывало сомнений.

— Мы должны помочь ей, Крис! — воскликнула Джессика, и Бишоп сильнее сжал револьвер.

Он посмотрел на полицейского, но тот покачал головой.

— Очень жаль, — сказал Симпсон, — но у нас нет никаких шансов помочь ей. Их слишком много.

Бишоп понимал, что полицейский прав, однако не мог сидеть спокойно, когда рядом совершалось насилие. Понимая его состояние, водитель быстро нажал педаль акселератора. Развернувшись на девяносто градусов, «гранада» оставила за собой перекресток. Бишоп вскипел и с трудом поборол искушение прицелиться полицейскому в голову.

И тут Эдит Метлок начала вдруг смеяться.

Он повернулся как ошпаренный, приподняв над головой револьвер. Кьюлек и Джессика отшатнулись от медиума и уставились на темную фигуру, возникшую перед автомобилем.

Оказывается, смеялась не Эдит — то был низкий, отвратительный и грубый мужской смех.

Водитель жал на педаль, понимая, что остановка на этом совершенно неосвещенном участке может стать роковой, но на него, как и на всех остальных, напал смертельный страх. По спине пополз холодок, затылок одеревенел, сфинктер расслабился. Это был неестественный смех.