Находящиеся в преследовавших автомобилях люди несколько раз пытались открыть огонь по фургону, но ухабы и высокая скорость не давали возможности вести прицельную стрельбу. Пули попадали в стены домов, отбивая штукатурку, в камень дороги, расцветая там густыми астрами искр, разбивали стекла в окнах квартир. Один из стрелков решил воспользоваться автоматическим оружием. Он высунулся из открытого окна автомобиля и дал длинную очередь, но вместо того, чтобы попасть в фургон, пули прошили толпу на цветочном рынке, на котором сразу началась паника и давка. Самого же горе-стрелка, не успевшего вовремя укрыться в салоне машины, ударило о проезжавший мимо грузовик, и он повис на дверце безвольной окровавленной тушей. Его товарищи поспешили избавиться от него, попросту вытолкнув наружу.
На одной из улиц преследователи получили подкрепление — несколько воющих сиренами, машин автоинспекции. Последние меньше всего заботились о целостности казенных автомобилей, и нещадно били их на узких улицах о машины зазевавшихся водителей. От одного такого столкновения вышли из строя сразу четыре машины инспекторов. Начался пожар.
От ударов, получаемых из-за ошеломляющей тряски, и переживаемого ужаса Лекарь едва не терял сознание, а когда в полуобморочном состоянии распластывался на ребристом и грязном полу кузова, его хватал сильными руками Иван и держал до тех пор, пока он не приходил в себя. Тело от постоянных ударов онемело, и боль воспринималась как сильное жжение в местах кровоточащих ссадин. Из носа постоянно текла кровь. Во рту хрустели осколки зубов. Распух и горел сильной болью прикушенный несколько раз язык. А погоне все не было конца. Лекарь от слабости практически ничего не видел. В глазах разливались лилово-фиолетовые пятна. Он понимал, что его пятидесятисемилетнее тело давно стало неспособным переносить такие нагрузки, а сознание — впечатления, и они, сознание и тело, скоро откажутся друг от друга, чтобы в спасительном беспамятстве переждать это страшное приключение. Когда, после столкновения, полыхнули машины инспекторов — огненный гриб взметнулся в узком просвете между домами, и это было последнее, что он увидел перед тем, как потерять сознание, надеясь гаснущей мыслью, что в катастрофе никто не погиб. Он уже жалел о том, что столько лет боролся за собственную жизнь, а она, как ему сейчас представлялось, не стоила ни единой человеческой жизни…
Ивану с трудом удавалось удерживать себя в кузове и тело потерявшего сознание Гелика. Он матерился во весь голос, но грохот и рев погони заглушали его надрывные крики. Прохожие спешно и испуганно шарахались прочь, когда мимо них проносился фургон, в кузове которого, в окровавленной и изорванной одежде, стоял человек, удерживая другого, такого же избитого и, по-видимому, мертвого. Стоящего кидало на ухабах, но он, вновь поднимался, хватал руками "труп", стараясь его удержать в салоне машины, втянуть вглубь фургона. Его рот был раскрыт и перекошен от немого крика; лицо запылено и покрыто грязью, и лишь в отчаянном азарте белели, выкаченные от перенапряжения, глаза.