— Да. Подбросишь, а я тебе по-кумовски подкину то, что накопали для меня.

— Торгуешься?

— Почему бы и нет? — усмехнулся Нечет. — Так сказать, услуга за услугу.

— Тогда едем.

На зов водитель прибежал сразу. Заводя автомобиль и трогая его с места, он сказал:

— Серьезные проблемы. Не уверен, но, кажется, вышел из строя сам двигатель.

Глава СБУ недовольно скривил губы.

— У тебя, кажется, "сааб"? — спросил он Переверзнева. — Вот тоже думаю пересесть с "мерседесовских" колес на "саабовские". Хорошо работает?

— В течении трех лет без единой серьезной поломки, — ответил водитель, включая музыку в салоне. — Хорошая машина, хотя, мне, если честно, больше немецкая техника по душе…

Он говорил, а тем временем между водительским отсеком и пассажирским салоном вырастала стеклянная перегородка. Поднял её Нечет. Переверзнев же мысленно удивился тому, как просто освоился его коллега в новом месте.

— У тебя есть сигареты?

— В баре, — сказал министр, намеренно не демонстрируя гостеприимства, чтобы посмотреть, как быстро Нечет справиться и с этой задачей. Пассажир не стал ждать угощения — сам нашел сигареты и включил кондиционер, проделав все с такой уверенностью, словно этот автомобиль принадлежал ему. Это зацепило самолюбие Переверзнева, который любил атрибуты власти, такие как, например, служебный автомобиль, принимая их, как обязательные отличительные знаки, которые заслужил в нелегкой борьбе за вершины власти.

Нечет жадно вдохнул дым.

— Я знаю, что это недостатки человека, — говорил он, рассматривая сигарету, — и предпочитаю их не демонстрировать.

— Заботишься о мнении окружающих о себе? — не сдержался, чтобы не съязвить министр.

— Неужели "Серому кардиналу" важно чье-то мнение?

Эти слова прозвучали для Переверзнева нескромным заявлением.

— Пожалуй, нет, — был его ответ.

— О чем договорились с "Шах и матом"? — спросил Нечет, всматриваясь в спутника таким ледяным взглядом, что Переверзневу стало от этого неуютно. Он сделал для себя открытие: у Нечета были неживые глаза… Черные, холодные и почти неподвижные. Когда он в задумчивости всматривался куда-нибудь, его глаза теряли тот блеск, который присущ живым человеческим глазам. Это было неприятно наблюдать, а тем более на себе ощущать эти две сосущие душу бездонные ночи, зовущие в пугающую безызвестность, вечность.

Министр пошевелился, протянул руку к бару, доставая банку с пивом, чтобы сбросить с себя вязкое оцепенение, которое сковывало тело ледяными тисками взгляда Нечета.