Сверху, с тонкими, едва различимыми стонами и плачущими всхлипами на ведьм сыпались еще тени. Промахиваясь, они с громкими рыданиями и стенаниями вновь запрыгивали на деревья, чтобы, хныча, стремительно перепрыгивать со ствола на ствол, преследуя недостижимую жертву, и снова промахнуться в броске. Когда тени пролетали мимо огней, с молниеносной быстротой свет вырисовывал из темноты их тела, такие же тонкие, женские и прекрасные, но только совершенством форм, но не цветом кожи, синеву которой не мог разбить даже колдовской огонь. Это мавки, зловещие жительницы ночных крон, старались утолить свой вечный голод, жажду человеческой свежей крови. Но странные, неуязвимые жертвы попались им этой ночью. Ведьмы, как казалось, даже не обращали внимания на мавок, только в самый последний момент, когда прыгнувшая с дерева дьяволица должна была вот-вот получить долгожданную награду за старание в охоте, немного отворачивали в сторону и ленивым взглядом провожали позорное падение мавок, продолжая забавляться игрой с "гончими псами", вурдалаками, которые мчались и мчались по земле, не зная устали.

Еще одни темные фигуры ночи скользили между стволами деревьев. Они не рычали нечеловеческими голосами, как рыжие вурдалаки, не ныли и не плакали, как мавки, но говорили между собой вполне человеческой речью, но слова их были настолько тихи, что становились неразличимыми, смазывались свистом стремительного полета, ночной гонки и охоты. Эти фигуры не бежали по земле, не прыгали с ветки на ветку, со ствола на ствол, а летели, грациозно взмахивая своими гигантскими черными крыльями, и ловко их складывая на своих густо поросших черной и плотной шерстью, спинах чтобы поберечь от удара о стволы, маневрируя в полете. Упыри, из всей нечисти этой ночи, были самыми разумными, понимая, что даже их изощренная на подлости натура гиблого мертвеца никогда не сможет одолеть стервозности ведьм, и летели вслед колдуньям, больше увлекаемые любопытством разума, чем вечным голодом.

Через, примерно, полчаса такого полета и неутомимых прыжков мавок и гонки вурдалаков ведьмы, вдруг дружно взмыли вверх, вынырнули над плотными кронами леса, устремляясь в сторону хорошо видимой небольшой сопки, совершенно свободной от лесной поросли и окруженной со всех сторон непроходимыми топями. Огни, до этого летевшие с ведьмами, теперь ринулись к сопке и через несколько секунд уже кружились дружным роем вокруг человека, который стоял неподвижно возле небольшого валуна, пробитого молнией. Человек был одет в строгий и дорогой костюм, и его появление в этой ночи, среди ведьм, упырей, вурдалаков и мавок, казалось нереальным и невозможным. Но, пожалуй, ему никто из ведьм не удивился. Они спокойно приземлялись на склонах и вершине сопки, сразу падая на колени перед этим одиноким человеком, как перед всемогущим господином и строгим повелителем. Он был недвижим, ожидая, пока не приземлится последняя ведьма. Над болотом, гулко хлопая в ночной темноте крыльями, черными профилями наскакивая на белый диск луны, в воздухе нерешительно барахтались упыри, за болотом, в лесу, не решаясь войти в холодную и топкую болотную жижу, жалобно и тоскливо выли и поскуливали вурдалаки, в голос им вторили рыданиями и всхлипываниями мавки. Но никто из ведьм не обращал никакого внимания на эти зловещие звуки, все их взоры были прикованы к человеку у камня, который был так же недвижим, как и его пронзенный молнией серый и холодный сосед.