— Не валяй дурака, — угрожающе предупредил его Бузун. — Я ничего не хочу слышать, Борода, но чтобы через десять минут кресты были на шеях попов. Ты меня понял?
Борода глубоко вздохнул и разочарованно закачал головой.
— Батька, а может им… это, по петле на шею, — смягчая тон, спросил он. — Дешевле всё-таки. Эти цацки[54] вместе тянут на добрый килограмм серебра. А?..
Бузун положил руку на кобуру с пистолетом и мгновенно покраснел от ярости.
— Борода, мне надоело тебя предупреждать. Но я буду сегодня добр с тобой — ты нужен. Еще раз повторяю: кресты вернуть попам — ты меня понял, падла?
Пальцы его руки медленно расстегивали кнопку на кобуре, взводили курок на оружии. Борода также побледнел. Он стоял, не в силах отвести взгляда расширенных от страха глаз от руки атамана. Стоящие за его спиной бандиты стали предупредительно расходиться.
— Так, я, атаман, хотел предложить то, что лучше — правда, — произнес он веселым тоном и с улыбкой.
Звук выстрела никто не расслышал. Просто у всех мгновенно заложило уши. Борода стал падать, продолжая цвести улыбкой на уже мёртвом лице. Его руки, быстро замедляя движения, шарили по автомату. Он упал, и в его глазах застыло разочарование. Бузун успел заметить, как рука помощника скользнула к оружию, но смог на мгновение опередить его.
Умирающий хрипел простреленной грудью и, раздувая щеки, как во время рвоты, выпускал меж сведенных судорогой губ черные ручейки крови. Он несколько раз поднимал и ронял голову, смотрел в сторону Бузуна. Но его глаза уже ничего не видели. Он был мертв.
— Ты был плохим вором, — склонившись над ним, произнес Бузун. — Ты забыл главное, братуха: не имей ничего… Мы все умрем, но ты сегодня. До встречи, Борода.
От второго выстрела никто не вздрогнул. Все стояли с серыми лицами, глядя на труп своего бывшего предводителя. Никто не осмеливался поднять глаза на главаря, который, не пряча оружия, спросил, указывая на кого-то пальцем свободной руки:
— Может, и ты хочешь уверить меня, что ничего не слышал о серебряных крестах?
— Как же не слышал? — ответил тот, на которого указывал палец. — Я, кажется, даже припоминаю, батька, где они лежат. Сходить? — Человек преданно уставился на Бузуна.
— Пять минут.
Бандит спешно удалился в сторону хутора. Остальные подошли к атаману, обступили его.
— Мы знаем, Бузун, что ты грозный и справедливый, но убери пушку — мы говорить будем. Иначе — сам знаешь — за секунду от тебя и от твоих бородатых отцов и клочка на этом месте не найдут.
Это говорил самый старший по возрасту, если можно было определить по его внешнему виду, среди воров. Он говорил, не отводя глаз с трупа того, кого еще недавно называли Бородой.