— Только покороче, — добавил бандит.

Дмитрий Степанович рассказал свою историю, начиная с того момента, как он когда-то очень давно открыл свое собственное дело. Повествование получилось длинным, но Бузун слушал терпеливо, и все полчаса просидел все в той же сникшей позе раздавленного обстоятельствами человека. Он был неподвижен, и лишь изредка кивал головой, не сколько фактам, которые звучали из уст рассказчика, а своим мыслям. Во время рассказа в хату, уставшие от ожидания, вошли несколько помощников, поинтересоваться, когда начнется совет, но главарь резким криком потребовал оставить их наедине. Совет он не отменил.

— Ты должен сам понимать, — сказал он после того, как рассказ был завершен, — что Переверзнев охотится за тобой, а не за братками. То, что он полез в Зону — это только повод, чтобы поквитаться с тобой, старик…

— Я это понимаю, — ответил Лекарь, говоря правду. Он действительно ясно стал осознавать тот факт, что министр решил окончательно покончить с угрозой своего настоящего и будущего — со свидетелем его преступлений в Алгонии, Геликом. В Зоне, в этой кровавой бойне, это можно будет сделать очень просто, без свидетелей.

— Поэтому, — продолжал Бузун, — ты должен согласиться сотрудничать со мной. Мне нечего терять, старик, как и тем, кто сейчас стоит перед дверью этой хаты — на наших руках довольно таких дел, за которые одной вышкой не отделаться. — Он с невеселым смехом покачал головой. — Если ты не согласишься, тогда я лично окажу услугу этой сволочи, Переверзневу: повешу тебя на самом видном месте в этом хуторе, чтобы он увидел тебя сразу, как только войдет в это село. Ты меня понял?

— Ты достаточно красноречив, чтобы тебя не понять, — угрюмо ответил ему Гелик.

— Хорошо, — повернулся к нему бандит. — Тогда ты сейчас выйдешь из этой хаты, пригласишь моих братков, а сам будешь стоять и ждать, пока они не выйдут, и будешь делать, то что я тебе прикажу… Бежать тебе все равно некуда — попадешь или в мои руки, или в лапы своего крестника.

— Я не собираюсь делать ноги, так как, кажется, догадываюсь, что ты собираешься делать. Если это действительно так, то я тебе помогу во всем. Это мне нечего терять, кроме собственной жизни — у меня ничего и никого нет… А я смогу взорвать реакторы на АЭС.

— Ступай, старик. Скоро тебя позовут.

Выйдя на улицу, Гелик не стал стоять во дворе, где невозможно было дышать из-за разложения выброшенных в полном беспорядке мусора и нечистот, а пошел на дорогу, немного ближе к тому белому хутору, которого так боялись бандиты, и который они так метко называли "чистым". Он подошел к нему как можно ближе, однако, не решаясь войти на его территорию. Странно все здесь выглядело. Действительно, здесь наблюдалась странная чистота — все было красочно, удобно и счастливо, но вместе с этим несло в себе угрозу собственной невозможностью. Лекарь был поражен контрастом не только чистоты нового хутора и старого, но и контрастом своих чувств: одновременно влечения и страха, который он ощущал настолько явно, что чувствовал даже жжение в сердце, а не только обычное неприятное сжимание в груди.