Она нашла их. Они были серебряными, но работали прекрасно. Она подошла к Ким, когда та поднималась с колен, и повалила ее вниз, чтобы нацепить на нее наручники. Ким кричала, пиналась и ругалась, но Клер удержала ее. Она хотела стукнуть глупую голову Ким о пол, но не решилась, потому что она знала, что не сможет остановиться. Она вся дрожала от ярости.

Она посмотрела вверх и увидела, что Шейн смотрел на них с пустым, перепуганным выражением на лице. Мгновение она не могла понять, почему — это не могло быть из-за Мирнина, поскольку он не волновался по этому поводу. И, конечно же, он не волновался из-за Ким…

А потом адреналиновая дымка растаяла, и осознание того, на что он смотрит, поразило Клер болезненным ударом.

Его отец.

Френк Коллинз.

Черно-белый призрак человека, который, как он подумал, был благополучно и даже героически мертв.

— Здравствуй, сынок, — сказал Фрэнк. Его голос был мягким, но нечеловеческим, когда прошептал из радио и динамиков телефона по всей лаборатории. — Жаль, что тебе пришлось узнать об этом так. Я никогда не хотел, чтобы это произошло таким образом. Я никогда не хотел, чтобы ты знал.

У Шейна из плеча торчала стрела, но, похоже, он просто забыл про нее, потому что эта боль была намного хуже. Он сделал шаг вперед, потом еще, потом, казалось, просто… застыл.

Клер все же ударила Ким головой о пол, всего один раз, но достаточный, чтобы она перестала бороться на минуту, и потом она пошла в сторону своего парня.

Фрэнк Коллинз остался на месте, на безопасном расстоянии. — Не вытаскивай стрелу, — сказал он. — Лучше сделать это в госпитале. Может быть задета артерия.

— Ты мертв, — проговорил Шейн. — Ты мертв.

— Я все еще мертв, — согласился Френк. — Это просто изображение, сынок. На самом деле меня здесь нет.

— Но ты здесь. — Горло Шейна двигалось так, словно он пытался проглотить огромный, не пережевываемый кусок шока и печали. — Он сделал это. Мирнин вернул тебя. Для своей машины.

— Не вини Мирнина. Выбор стоял между мной и Клер. Я предпочел, чтобы это был я.

Шейн покачал головой. Он больше не смотрел на своего отца, или на Клер, или на чтолибо другое, кроме окровавленной ткани его джинсов. Лицо его было бледным от шока, а глаза широко распахнутыми.

— Шейн… Я звоню в скорую, — сказала она. — С тобой все будет в порядке. Всё будет…

— Не будет, — перебил он и посмотрел в ее глаза. Она вздрогнула. — Ты знала. Ты знала. И ты ничего не сказала мне.

— Я сказал ей не говорить, — сказал Френк.

Шейн не обратил на него внимания.

— Ты знала, — сказал он, как будто его сердце разрывалось. Он слегка качнулся и закрыл глаза. — Ты знала, Клер.