Что-то вздрогнуло, в темном, сыром помещении погреба.

— Четыре… пять…

Замерло в немом восхищении существо, и Сергей принялся быстрее раскапывать землю руками, понимая, что еще немного и…

Мир сдвинется, и покоренное пространство обречено вздрогнет, расширяясь, теряя привычные очертания.

Мир сдвинется, и время станет похожим на кисель, на студень, что вздрагивает в металлической мисочке каждый раз, когда ты дергаешь рукоятку старого холодильника, пытаясь открыть дверку.

— Шесть! — Запах гари усилился, и Сергей почувствовал, как первая капля крови скатилась по подбородку.

(Не все так плохо малыш, главное, что ты способен взять себя в руки, а это уже само по себе, что-нибудь да значит!)

— Семь — проскрипело вместе с ним существо.

Он углубился уже достаточно глубоко. Под пальцами зачавкало, и Сергей улыбнулся, чувствуя, как размазывается по пальцам, холодная глина.

Боль может быть сильной.

Настолько сильной, что кажется еще немного, и все потеряет смысл, останутся только боль и страх того, что эта боль никогда не прекратится, останется навеки, подменит собой все ощущения.

Боль может быть очень сильной, невероятно сильной.

От нее хочется кричать, выворачиваться на изнанку. Трогать небо руками, ползти по дорожке из битого стекла, слизывать шершавым языком металлическую стружку. Все что угодно, лишь бы не было ее — королевы-боли, холодной красотки с кровавыми губами и тяжелыми свинцовыми грудями.

Она заполняет тебя без остатка, проникает в каждую щелочку, в самые дальние уголки, о которых даже и не подозревал, не догадывался. Она похожа на мед, такая же тягучая, и даже в чем-то сладкая, но не так-то просто отмыться от нее, забыть про нее.

Вычеркнуть из жизни.

Растоптать, растереть в пепел.

Забыть навсегда, и никогда, никогда больше не возвращаться…

Стоя у холодного окна, наблюдать, как стекают по стеклу огромные черные капли. Подпевать осеннему дождю, царапая ногтем растрескавшуюся раму, с остатками краски.

Спускаться по лестнице, считая ступеньки. А под лестницей, где темно и сквозь щели в ступеньках можно рассмотреть, что творится там, вверху.

Слушать пение существ, замурованных в толще стен, и даже подпевать, ловя незамысловатую мелодию осенних снов. Улыбаться серебряной луне, что стыдливо заглядывает в окно.