Завтра он протрезвеет. Продолжит поиски. Может быть, передаст эти свои документы в ФБР. Рано или поздно, с такой настойчивостью, — и, главное, с его мотивом, — добьется успеха. Я еще в самом начале сообразил, что у него есть личный мотив.

«Идем», — сказал я, увлекая его вниз по улице.

«Подожди», — сказал Холлис. — «Отдай мне револьвер». — Он качнулся. — «С ним я буду чувствовать себя увереннее».

Он оттеснил меня в укрытую густой тенью маленькую нишу.

Я попытался стряхнуть его с себя, но Холлис был настойчив.

«Дай мне револьвер, Джон», — пробормотал он.

«Хорошо».

Я нащупал холодную рукоятку.

«Но это не револьвер. Это же нож!»

«Знаю».

Я быстро навалился на него.

«Джон!» — крикнул он.

«Нет никакого Джона», — прошептал я, занося лезвие. — «Я просто… Джек».

П Л А Щ (The cloak, 1948)

П Л А Щ

(The cloak, 1948)

Солнце умирало; медленно опускаясь в гробницу за холмами на горизонте, оно в своей агонии залило кровавыми закатными лучами небо. Ветер, завывая, гнал на запад шуршащую процессию сухих листьев, торопя на похороны павшего светила.

«Чушь», — произнес Хендерсон и отогнал неуместные мысли.

Солнце заходило на небе ржавого красного цвета, отвратительный промозглый ветер кружил полусгнившие листья и сбрасывал их в канаву. Зачем только лезет в голову эта выспренная чепуха?

«Чушь», — снова сказал он. Наверное, во всем виноват праздник. Как-никак, сегодня Хеллоуин, День всех святых, и закат знаменует приход роковой ночи. В эту страшную ночь по миру бродят духи, а из-под земли, из могил, доносятся голоса мертвецов.