Они бродили по городу, держась за руки. В воздухе стоял терпкий запах лета, и, несмотря на охватившую обоих безнадежность, сердца наполнились дикой радостью.

Инна была в церкви один-единственный раз, когда ее крестили. Ей было семь лет. Как и тогда, горели десятки свечей, и сладковатый запах наполнял сердце тоскливым покоем.

Инна с удивлением поняла, что ей здесь нравится. Нравится пышность внутреннего убранства, нравится песнь скрытого за иконостасом церковного хора. А вот прихожане ее раздражали. Женщины, с убранными под мрачные платки волосами, теряли здесь всю женственность. Они подходили к образам, крестились, зажигали свечи, шевелили губами. Она смотрела на их торжественно-серьезные лица, и ей хотелось смеяться в голос.

Павел стоял перед иконой, опустив голову. Инна осторожно взглянула на него. Он шептал что-то, закрыв глаза. Павел был здесь единственным мужчиной, и единственный не выглядел нелепо. Наоборот, весь его облик, его скорбная фигура были словно созданы для этого места.

Инна оставила его, отойдя вглубь к иконе Богоматери с Иисусом на руках. Ее охватила тревога. Инна поскорее отвернулась, сделав вид, что разглядывает прихожан. Она ощущала на себе пристальный взгляд.

Наконец, Инна не выдержала и взглянула на икону. Она старалась не смотреть в глаза женщины с ребенком. Но лицо Богоматери, против воли, притягивало взгляд.

Инна посмотрела Ей в глаза.

В эти спокойные глаза, которые видели все.

Проглотила ком в горле.

— Чего уставилась, дура? — прошептала она.

Глаза женщины спокойно и пытливо смотрели на нее.

Инна отошла в другой конец купольного зала, чувствуя на душе что-то мерзкое. Словно нахлебалась дорожной грязи.

Поскорее вышла на воздух. Встала у огромной лужи, натекшей у входа в церковь. Одна сцена отвлекла ее внимание.

Женщина, которая особенно яростно, с безумным рвением, крестилась у иконы Николая Угодника, ударила по щеке своего маленького сына. Кажется, за то, что ступил в лужу.

К женщине подошел человек. Капюшон скрывал Его лицо. Человек казался облаченным в черный плащ, но то была не одежда, а клок тьмы, вырванный из лоснящейся туши зимней ночи.

Человек поднял молоток. С силой обрушил на голову женщины. Череп раскололся, брызнул мозг. Мальчик перестал плакать и начал истошно вопить. Отбросив молоток, мужчина схватил мальчика за горло и начал душить.

— Инна?

Вскрикнув, девушка обернулась. Павел с тревогой смотрел на нее.