– Мы дождемся тебя, Милада! Когда ты выйдешь обратно, мы будем ждать тебя. Но если ты попросишь нас уйти – мы уйдем. – Воздух с противным свистом вырывался из клюва в промежутках между словами. – Только попроси.

Милада задрожала, обведя взглядом лица, прежде такие близкие и знакомые. Представив, что вся эта толпа будет ждать ее за калиткой, она безумно захотела закричать, что она их любит, но чтобы они убирались ко всем чертям! Это желание было так сильно, что она уже раскрыла рот…

– Попроси!

– Не бойся их, дочка. – Раздался голос у нее за спиной. Милада стремительно обернулась.

Отец стоял, небрежно облокотившись плечом о дощатый забор. В клетчатой рубашке, в брюках клёш, руки в карманах, волосы взлохмачены. Таким она видела его на старых фотографиях, таким его встретила и полюбила мама. Отец выглядел хорошо, не было той смертельной худобы, с которой он ушел, фигура дышала силой. Кожа его была более смуглой, чем при жизни, почти коричневой, и Миладе вдобавок показалось, что глаза отца слегка светятся оранжевым.

– Входи спокойно. Когда ты выйдешь, никого из них не будет. Я обещаю. Молчи! – Желание обнять его, и говорить с ним было почти нестерпимым, но отец опередил ее своим возгласом, и Милада захлопнула рот. – Иди. Иди спокойно, Головастик.

Головастик. Так он шутливо называл ее в детстве. Слезы сбежали по щекам девушки, она опустила голову и молча, толкнула калитку.

Алевтина, стоявшая у крыльца, встретила ее испуганным молчанием. Милада огляделась, увидела прислоненную к стене дома садовую лопатку и молча, направилась к ней. Ворона, внимательно следившая за ней, каркнула и скрипуче произнесла:

– Бесполезно, девочка. Мы ждем и тебя, и ее Сашка!

Алевтина охнула и села на крыльце. Милада упрямо, хоть слезы от недавней встречи с отцом еще не высохли на щеках, схватила лопатку и вернулась к калитке. Можно ли выпускать сверток из рук она не знала. Поэтому, неуклюже стараясь ровно держать его одной рукой, второй она ухватилась за черенок и, неуклюже упираясь ногой, принялась ковырять утрамбованную землю. Ворона прыгала по калитке, каркала на нее, скрипуче требовала выйти и держать ответ за свою наглость. Милада не обращала на нее внимания. Выгребать землю одной рукой было страшно неудобно, но она справилась. Опустила в яму сверток, который неожиданно зашевелился, вызвав у нее приступ панического ужаса, и торопливо закидала землей под непрерывное карканье сверху.

Милада затоптала горку земли, сровняв ее с дорожкой. Подчинившись внезапному порыву, подняла голову на ворону, глядевшую на нее одним глазом, и с глухим раздражением процедила сквозь зубы: