Багровые кровоподтеки на ее руках приводили меня в ужас. Мне было стыдно за свою жестокость, за то, что я даже не подумал о бережном обращении с женщиной, ибо меня интересовали только собственные ощущения.

Взяв ее руки в свои, я принялся целовать каждый синяк, каждую дырочку, оставленную медицинской иглой, каждый след от туго затянутого бинта.

«Рашель, — прошептал я, — в твоих страданиях есть немалая доля и моей вины. Позволь мне сделать для тебя что-нибудь. Только скажи, чего бы ты хотела. Отправь меня куда угодно. Я готов на все ради тебя, и мои возможности безграничны. Знаешь ли ты искусных докторов? Только назови их. Если я улечу на поиски врачей или магов самостоятельно, странствия займут много времени. Направь меня. Укажи мне путь…»

«Нет», — коротко ответила Рашель.

Я всматривался в ее спокойное лицо. На губах играла все та же легкая улыбка. Казалось, она дремлет. Но потом я понял, что она напевает что-то — беззвучно, не разжимая губ. Руки ее сделались ледяными.

Я тяжело вздохнул. Какая страшная мука — терять любимое существо. Я страдал так, будто это была моя первая утрата, будто я по-прежнему жил и впервые столкнулся с жестокой неизбежностью смерти.

«Не стоит беспокоиться, — едва слышно прошептала Рашель. — Лучшие доктора мира сделали все, чтобы вылечить жену Грегори Белкина. К тому же… Я хочу…»

«Встретиться с Эстер», — закончил я за нее.

«Да. Как думаешь, это возможно?»

«Уверен, что да, — кивнул я. — Я сам видел, как ее душа поднялась к чистому свету».

«Так или иначе, ты непременно будешь с ней рядом», — хотел добавить я, но промолчал.

Я не знал, верила ли она в то, что все мы лишь язычки пламени, которые рано или поздно сольются с Божественным огнем, или в существование рая, где все мы обретем любовь и блаженство. Что до меня, то я предпочитал считать, что где-то там, на небесах, действительно есть рай, тем более что в глубине памяти сохранил смутное воспоминание о том, как однажды взлетел очень высоко и встретил множество добрых душ, которые, однако, что-то от меня скрывали.

Я лег на спину. Если до тех пор главным моим желанием было умереть, то теперь теплившийся в ней огонь жизни казался мне самым ценным, что только есть на земле.

Я решил, что попытаюсь исцелить Рашель, и начал пристально всматриваться в ее тело, стараясь увидеть, как работают органы, оплетенные золотыми нитями сосудов.

Возложив на нее руки и склонив голову, так что волосы мои касались ее лица, я мысленно вознес молитвы ко всем богам.

Рашель пошевелилась.

«Ты что-то сказал, Азриэль?»

Она произнесла еще несколько слов. Поначалу я не разобрал, но потом понял, что она обращалась ко мне на идише.