«Ты говорил на древнееврейском?» — спросила она.

«Я просто молился, любовь моя, — ответил я. — Не обращай внимания».

Она глубоко вздохнула и положила руку мне на грудь. Казалось, даже этот жест стоил ей неимоверных усилий. Я накрыл ее руку своей и, почувствовав, как холодны ее тонкие, изящные пальцы, окутал теплом нас обоих.

«Ты и правда останешься со мной?» — прошептала она.

«Да. А почему тебя это удивляет?»

«Не знаю, — так же шепотом сказала она. — Люди предпочитают держаться подальше от умирающих. В те ночи, когда мне было особенно плохо, меня не навестил ни один доктор. Даже сиделки куда-то подевались. И Грегори не приходил. Но как только кризис оставался позади, они вновь появлялись в моей комнате. А ты все время рядом. Ты заметил, какой чудесный аромат витает в воздухе? И этот свет… Свет звезд, льющийся с ночного неба…»

«Да, он красив, словно освещает преддверие рая».

«Я готова и к тому, что превращусь в ничто», — усмехнулась она.

Я не нашелся с ответом.

Послышался настойчивый звонок. На душе стало тревожно. Я сел и повернулся к саду, где краснели крупные, похожие на воронки цветы. Только сейчас я заметил на лепестках слабые отблески электрического света. Звонок повторился.

«Не отвечай», — сказала Рашель.

Она обливалась потом.

«Пойми, — продолжала она, — если ты сумеешь его остановить, это будет концом и его церкви. Таких, как он, называют харизматическими лидерами. Он порочен и несет только зло. А его лаборатории… Мне все это не нравится. Такие культы убивают людей, даже своих сторонников».

«Знаю, — кивнул я. — Так было всегда. Во все времена».

«Но Натан! Ведь он ни в чем не повинен. — Рашель вздохнула. — Когда я услышала его голос, он показался мне очень приятным. Я вспомнила слова Эстер, что Натан был для нее олицетворением того человека, каким мог стать Грегори. Его голос…»

«Я найду Натана и позабочусь о его безопасности, — пообещал я. — Постараюсь выяснить, что он знает».

«А старик? Неужели он так ужасен?» — спросила она.

Я пожал плечами.

«Он стар и благочестив».

Рашель негромко рассмеялась, и ее довольный смех доставил мне несравненное удовольствие. Я наклонился и поцеловал ее в губы. Они показались мне очень сухими. Приподняв ее, я дал ей воды и снова опустил на подушки.