Хоть он не ответил на мой вопрос, это уже не имело значения — я не могла больше сдерживать мощь Движителя, воспринятая мною сила прорывала последние барьеры. Дар пламенел внутри меня, и я видела перед собой лилейное поле и саркофаги, окутанные дымкой отравленного сна. Но этот яд уже был мне знаком, и колдовство, сковавшее их, не казалось чуждым. Я сталкивалась с ним прежде, видела его в двух уставленных на меня холодных глазах. И принадлежали они человеку. Грею Деврану.
То, что я приняла за безумие, на деле было силой. Он тоже обладал Даром — ужасным и вредоносным. Желая уничтожить Народ и саму память о магии, Девран наложил заклятие на королев, чтобы Земля Шипов иссохла и погибла. Но, если верить Тремейну, это уничтожило бы и Землю Железа. Что же Девран — не знал или ему было все равно?
И вновь это уже не имело значения. Дар брал надо мной верх. Движитель пел внутри меня, несясь, словно ветер, над лилейным полем. Я видела, как его мощь, управляемая Даром, обрушилась на ослепительной белизны цветы и пронеслась сквозь них стаей воронов — настоящих, не прокторской механической дряни. Она встретилась с проклятием Деврана, который, как и мой отец, по-видимому, знал о существовании Земли Шипов, раз именно он проклял королев.
Но и это было уже не важно. Энергия, позаимствованная мной у Движителя и обузданная Даром, столкнувшись с магией железа, расколола ее, словно молот — легкий утренний ледок, разметала хрупкие, стеклянно поблескивающие пластинки по всей Земле Шипов.
В том, чего хотел Грей Девран, наложив на королев заклятие, я разберусь позже. Главное, что теперь оно пало, рухнуло, разлетелось тысячью сверкающих осколков перед мощью Движителя, направляемой моим Даром. Сейчас я была сильнее Деврана, сильнее любой силы во Вселенной. Я была огонь и лед, очищающее пламя и остужающий холод. Я разрушила узы, державшие королев в вечном сне. Я была Движителем, и Движитель был мной.
Но тут Тремейн отпустил меня, связь оборвалась, и я вновь стала просто Аойфе. Я повалилась на мостки, ощутив врезающийся в кожу металл.
— Ты сделала верный выбор, дитя, — проговорил Тремейн. — Возможно, не единственный человек встанет на нашу сторону в грядущей войне.
Я заморгала, ничего не понимая:
— Войне?
Королевы пошевелились в своих саркофагах. Что-то бледное и жуткое подняло голову, пробуждаясь, внутри моего рассудка. Больше чем Дар, пронзительнее его, оно разгоралось во мне эфирным огнем детища Оппенгеймера — боевого Движителя. Магия — вот что это было.
Зимняя Королева раскрыла глаза, заглянув в мои. Плечо обожгло болью, и больше я ничего не видела.