Выше и выше возносился свет, пока не замешался среди самых выспренних звезд зенита, и со зловеще холодной насмешкой подмигивал оттуда летящим. Весь север под ним стал теперь одним мраком — страшным студеным мраком от бесконечного низу до бесконечного верху, с одним лишь тем бледным подмигивающим маяком, недосягаемо мревшим превыше всего видимого. Картер всмотрелся в свет пристальнее и наконец разобрал очертания его кромешно черного заднего плана на фоне звезд. На той исполинской горной вершине зиждились башни, пагубные и неисповедимые ярусы и купы жутких куполоверхих башен, превосходящих всякое мыслимое понятие человеческого мастерства, угроза и диво террас и зубчатых стен — всё это вырисовывалось малым и черным и далеким против звездного пшента, злорадно рдеющего надо всем полем зрения. Покрывая вершину той самой неизмеримой из гор, стоял замок, превосходящий всякое смертное помышление, и в нем рдел демонский свет. Тогда Рэндольф Картер понял, что его поиски обрели конец и что над собой он видит цель, к которой его вело заказанными и страшными стопами и дерзостными прозрениями; баснословное и невоображаемое обиталище Вящих на высотах неведомого Кадата.

Не успев осмыслить подобное дело, Картер заметил, что курс беспомощно засасываемого ветром полчища переменился. Теперь их несло круто вверх, и было ясно, что полет их стремится к ониксовому замку, где светил бледный свет. Столь близка была черная громада горы, что склоны ее головокружительно неслись мимо, пока они мчались ввысь, а они ничего не различали во мраке. Всё огромнее и огромнее выказывались мрачные башни черного как ночь замка, и Картер видел, что он почти святотатственен в своей огромности. Камни его вполне могли вытесываться безымянными каменотесцами в той жуткой бездне, раздиравшей гору на перевале к северу от Инкуанока, ибо таков был его размер, что человек на его пороге казался песчинкой у подножия выспреннейшей горной твердыни. Пшент неведомых звезд над мириадами куполоверхих башен светился болезненно-желтым светом, так что некоторое подобие сумерек одевало хмурые стены скользкого оникса. Теперь стало видно, что бледным маяком было единственное окно, горевшее высоко на одной из самых выспренних башен, и с приближением беспомощного полчища к вершине горы Картеру показалось, что он различает гадкие тени, мелькавшие в слабо освещенном заоконном пространстве. Это было странное арчатое окно, сведенное небывалым на земле сводом.

Толща горы теперь уступала место гигантским основаниям чудовищного замка, и лёт полчища, казалось, несколько приутих. Пространные стены взмывали ввысь, и мелькнули широкие ворота, в которые пронесло скитальцев. Ночь царила в исполинском дворе, и тут нагрянула еще более густая тьма нутряных переходов, когда полчище поглотилось великанской аркой портала. Смерчи холодного ветра, дыша сыростью, проносились по непроглядным лабиринтам оникса, и Картеру вовек бы не сказать, какие циклопические лестницы и коридоры безмолвно лежат на пути его бесконечных воздушных кружений. Всё вверх и вверх вело грозное погружение во тьму, и ни звук, ни касание, ни проблеск ни разу не нарушил плотную завесу тайны. Сколь ни огромно было полчище упырей и костоглодных черничей, оно терялось в чудовищных пустотах замка. И когда наконец всё вокруг залилось вдруг зловеще холодным светом той одинокой хоромины в башне, чье выспреннее окно служило маяком, у Картера долгое время ушло на то, чтобы различить отдаленные стены и высокий, далекий потолок и осознать, что он впрямь не оказался снова в безбрежности воздушного поднебесья.