Светлый фон

— Почему? — задиристым тоном осведомился Итон.

— А потому, любезный друг, что вы ни единому слову моему не поверили. Вот и ломятся в самую ненадежную амбразуру... Сознавайтесь, ведь вы убеждены: Саймон и герцог — двое великовозрастных остолопов, задумавшие поиграть в сражение со злым волшебником?

— Не совсем так, — смутился Итон, — однако...

— Однако?..

— Знаете, — окрысился потерявший самообладание Ричард, — рассказы насчет черной магии, мессы того же цвета, козлов и баранов... Галиматья собачья, вот что это! Авторы идиотских руководств на сотнях страниц описывают огненные мечи, тетраграммы, дьявольскую aqua tofan’y, которая чуть ли не сильнее всех боевых газов вместе взятых, а в итоге? Да ни черта в итоге! Лишь только заходит речь о практике, шарлатаны с умным видом сообщают: сие не для непосвященных, чересчур ужасные последствия грозят баловникам... Повторяю...

сие не для непосвященных, чересчур ужасные последствия грозят баловникам

— Извольте не поминать князя тьмы. Хотя бы не вслух, — раздраженно и повелительно сказал де Ришло.

Повторяю: собачья и свинячья чушь!

Повторяю: собачья и свинячья чушь

Мари-Лу смотрела на мужа с изумлением. Воспитанный, сдержанный Ричард начинал вести себя, словно уличный задира. Правда, он и раньше не особенно стеснялся в выражениях, но никогда не разговаривал столь грубо, напористо, самоуверенно. А уж тем паче с лучшим другом дома.

Герцог не отрываясь глядел на Итона. Затем положил ему на плечо ладонь.

— Иными словами, я старый суеверный болван?

— Да не совсем так... Вам крепко досталось, обоим, — вот и заработали перегруженные мозги невпопад.

— Ричард! — негодующе воскликнула Мари-Лу.

— Н-да, — сказал герцог. — Ладно, mon ami. Поутру хоть на дуэль вызывайте, но сейчас прошу о личном, бесконечно важном одолжении: скрежещите зубами, но ради старого дурака не пытайтесь покинуть пентаграмму. А там будет видно.

— Хорошо.

— Считайте, я выжил из ума, и это — простая прихоть. Неужто раз в жизни тяжело уважить собственных друзей?

— Нет...

— Я хочу пить.

Саймон тоже сел, охватив колени сцепленными руками, угрюмо глядя перед собой, на ряды книжных корешков.