Светлый фон

Собака шагнула вперед, умирающее солнце окрасилось ржавым. Более низкий голос произнес: «Тебе не кажется… (невнятное бормотание)… что нам надо?..» Второй голос ответил: «…Мне надо то же, что и тебе…»

В голове у Ботика что-то щелкнуло и встало на место, и он понял, кто разговаривал там, на озере. Первый голос принадлежал Спенсеру Мэллону, а второй — Дональду Крохе Олсону.

— Он такой неопытный, — сказал Мэллон.

— Мы — как раз то, что ему нужно, — сказал Кроха.

Не раздумывая, Боутмен отвязал швартов, шагнул с причала на палубу и оттолкнулся. Будто со стороны он увидел, как делает это, потом проделал это шаг за шагом, не заботясь о последствиях. Когда шлюп должен был остановиться, потеряв инерцию, неизвестно откуда взявшийся ветерок в странном маленьком мире вокруг него надул желтый спинакер и, к изумлению Ботика, вывел лодку в озеро.

Его нельзя назвать никудышным моряком, он знал и умел достаточно, чтобы не завалиться на борт и добраться до места назначения, но сейчас Ботику препятствовали два серьезных обстоятельства. Из-за отца он не любил плавание под парусом, поэтому у него недоставало опыта; и еще он никогда не выходил на паруснике, оснащенном одним только спинакером. Насколько он знал, не выходил никто, по крайней мере добровольно. Спинакер — парус дополнительный, с ним быстрее можно идти по ветру, но грот он не заменит.

Ботику пришлось править, пользуясь и рулем и спинакер-гиком, но сначала он уравновесил парус — невыполнимая задача в условиях безветрия. Когда ударил подходящий бриз, пришлось карабкаться, чтобы зацепить фал и шкоты за три угла, и, пока он тянул за шкоты, лодка опасно кренилась и отчаянно кружила на месте, едва не черпая бортом воду. Ботик подумал, что здесь нужны три человека: одному рулить, второму следить за креном, третьему управляться с мачтой. В одиночку же пришлось биться, чтобы хоть как-то управлять яхтой. Пока Ботик, откинувшись назад, тянул изо всех сил веревки, причалы исчезли, и он понятия не имел, куда его снесло. Воздух становился все синее и синее, хотя оставался прозрачным. Солнце пропало, и вода стала казаться почти черной.

Внезапно шум вечеринки обрушился на него будто из-за угла, если бы на озере существовали углы. Визжащая женщина, орущий безумец, суматоха тараторящих голосов: Ботик приветствовал их возвращение. Он рассматривал его как приказ, как призыв к оружию. Когда свежий ветерок наполнил парус, он потянул шкот, и, словно рванувшая из-за калитки борзая, шлюп устремился к невидимой вечеринке. Иногда шум пропадал, и два знакомых голоса звучали в тишине. Он выхватывал интонации, но слов не разбирал.