Голос Мэллона говорил: «…Подобрал отрезанную руку и отшвырнул в угол… собака… утащила руку на двор, кисть раненого… отпил из стакана…»

— Липкого от его же крови! — закричал Ботик, вспомнив, что его кумир рассказывал в нижнем зале итальянского ресторана. — Стакан был липким от его собственной крови.

Сценка в нижнем зале вспомнилась ему от начала до конца, будто сохраненная под стеклянным колпаком. Он видел коварного красавца Мэллона за столом в окружении эффектных женщин. Ботик мысленно всматривался в четкую картину, всплывшую в памяти. Мэллон резко повернул голову и сощурился на что-то, видимое только ему: фигуру, внезапно появившуюся и почти мгновенно исчезнувшую. Ботик спросил: «Вы видели собакоподобных?»

Из-за дальних деревьев, тоже окутанных туманом, прилетел голос Крохи: «…Что нужно ему, то нужно всем нам, что надо сейчас…»

— Кроха! — заорал Ботик. — Блин, да вы двое — именно то, что мне нужно!!!

«…Липкий от его собственной крови, чувак… а собака разодрала руку в клочья…»

Глаза по-прежнему жгло, и глотку словно ободрало туманом, которого он наглотался. Серые клочья вились вокруг мощных деревьев, зависали между стволами паучьими сетями. Ботик углублялся в лес, туман таял.

«…клочья… суставы и хрящи… капали с черной морды…».

Ботик ощущал, что его цепко держат два противоречивых состояния. Он ликовал и был почти счастлив, но чувствовал, что его вот-вот вырвет. Над его ликованием, казалось, насмехалась какая-то скрытая, неявная ошибка, циничная и издевательская темнота, как-то связанная с картиной отсеченной человеческой руки, истекающей кровью в жуткой пасти.

— Эй, я здесь! — крикнул Ботик, недоумевая, почему его не слышат.

Продираясь через тонкие низкие ветки, он сделал еще пару шагов вперед и был вынужден остановиться, открыть рот и согнуться. Желудок больно сжался, но ничего не вышло наружу. «Это отравленный туман, — подумал он и тут же сказал себе: — Нет, туман не ядовитый, и не от него меня рвет».

Тошнота прошла.

«…Этот безрассудный молодой идиот, — говорил Мэллон. — …мудрости, капелька ее дала о себе знать».

— Нет, — сказал Ботик, — вы имели в виду другое.

«Насилие вплетено в ткань нашего времени…»

«Рождение есть насилие».

— «Божественные искры стремятся к воссоединению»[43], — процитировал Ботик и пригнулся под ветки и редеющий туман. — И ведь так оно и есть?

Мягкий нежно-голубой свет заливал небольшую поляну в зарослях, видимую лишь в те мгновения-вспышки, когда между деревьями мелькал человек со светлыми волосами, говоривший: «Мы живем во время глобальной перемены».