Хотя сначала… Сначала она превратилась в жаворонка. Самый красивый момент в ее жизни — такого уже не будет. Это как получить десерт перед ужином или помилование перед наказанием.

Гути, наблюдая за ней, понял: что-то случилось, в чем он не смог принять участие. Это пришло к ней слишком стремительно, слишком широко, чтобы кто-то другой мог присоединиться. Она была, так сказать, внутри переживания, которое ему недоступно. Единственная причина, Гути, почему она не погибла — потому что знала: тебе бы пришлось по душе происходящее с ней. И может, Спенсер Мэллон по-своему тоже любил ее. Он почувствовал, что она пошла дальше, чем он, и если завидовал, то не дольше секунды.

Воздух ощутимо уплотнился, заключив их словно в оболочку. Невидимые предметы, невидимые жизни стремительно мелькали и вертелись вокруг — она едва успела это заметить, поскольку Мэллон нашел слова или слова нашли его, и он запрокинул голову, расправил грудь, растопырил пальцы и исторг свою потрясающую песнь.

И тогда — понимаю, это звучит дико — она стала как бы двумя людьми, или одним человеком и одной душой, или чем-то вроде того. Душа жила в ее воображении, вот и все, что она знала. Гути видел, как это произошло, и Спенсер видел.

* * *

Спенсер не знал, и никто, кроме Гути, не знал о последнем толчке, отправившем Миногу в путешествие. Это страх, отвращение и потрясение, пронизавшие ее, когда она заметила возню в жухлой траве футах в десяти справа от круга. Это движение, эта активность означали, что круг нарисован неправильно — не в том месте. А Мэллон смотрел совсем в другую сторону. Кроме нее только Гути видел, что произошло.

Проявилось ужасное существо — вот что случилось там. Мэллон не только разбудил тварь против ее желания, он вообще все прозевал. Как бы Миноге хотелось тоже все прозевать… Существо, пытающееся подняться на ноги на вытоптанной траве, было, наверное, невидимым, но оно до ужаса напугало ее: захотелось повалиться на землю и вжаться в нее лицом, глазами. Судя по движению в редкой траве, зверюга раздраженно дергалась, пытаясь остаться невидимой. Никто никогда не должен видеть, как она бродит туда-сюда по миру — и люди падают с лестниц, дети коченеют и умирают, урожаи сохнут на корню, женщины теряют недоношенный плод, пьяные водители заруливают на встречную полосу, мужья избивают жен, жены зажаривают мужей в кроватях заживо, как тараканов, старые друзья ссорятся навеки. Существо двигалось по своим лишенным границ владениям и несло беспорядок, сеяло отчаяние.

Мухи слетали с вонючей шкуры. Минога чувствовала, как тварь повернула мерзкую башку и шагнула вперед, потом в сторону. Надежды свернулись комочком — все остальные видели то, что им суждено видеть, но обоняли одно и то же. Когда ужас и отвращение захлестнули ее, до Миноги вдруг дошло: дьявольское чудовище перед ней — знаменитый Полуденный демон, о котором отец и его жуткие дружки шептались в «Доме Ко-Рек-Шуна». Беспощадный демон повседневного зла. Он вошел в дверь, которую отворил Мэллон, не знавший, как ее закрыть. Это был демон мести и болезненной зависти. Демон алчности, посредственности, неутолимости, он никогда не был удовлетворенным, умиротворенным или отдыхающим. Похоже, она надышалась его ароматами на всю оставшуюся жизнь.