— П-получила подарочек? — Грит разглядывал потное лицо и трясущиеся плечи.

— Пока не сдохла, я уж скажу тебе. Ицу любил твой князь! И выгнал, когда женился. Она хороша была, Ица, высокая и бедра сильные. Злая только. Я бил ее, чтоб не кусалась подо мной. Это… давно было, я не умею посчитать. Соль взяла ее красоту и сожрала ум. Соль долго ела ее. А тебя сожрал подарок князя. А вдруг он был Ице, вправду ей, а?

— Ица… — шепотом сказала Мератос, и плавно падая, оказалась на заднем дворе, под мягким звездным небом, а на коленках ее лежала бритая голова Лоя. Голос смуглой Гайи родился внутри, сказал то, что говорил когда-то, когда у самой Мератос еще был выбор, куда идти и как поступить.

— Милица, — сказала Гайя, трепля пряжу сильными пальцами, — Милица посмела смеяться над госпожой, и князь наш Теренций услал строптивую в рыбацкую деревню, квасить гарум…

Солнце висело на маковке бледного неба, уставив нестерпимо белый глаз на два тела, лежащих на сохлой траве. Мертвую женщину с черным распухшим лицом. И мужчину, что сипло кричал, отмахиваясь слабой рукой от текущих к нему живых полосок, блестящих, как прерывистые дорожки из кровяных капель.

Теренций

Зной царил, высушивая воздух и делая его похожим на невидимое стекло.

Теренций потянулся к столу, взял в руки флакон, закрытый плотной фигурной пробкой. Белое стекло холодило пальцы, и он сжал их, дожидаясь, когда тепло поменяется местами с прохладой. Поставил опять и, глядя в широкое окно поверх раскаленных черепичных крыш, расставил ноги, чтоб подол туники провис между потных коленей. Махнул рукой, отпуская слугу и тот, кланяясь, прижал к груди свитки со списками товаров, отступил к выходу на лестницу.

В перистиле прохладнее, но оттуда не видна степь.

Вместо управляющего в проеме возникла Гайя, неся на подносе миску с холодной простоквашей, поклонилась и, поставив на мраморную столешницу, омахнула стол краем хитона.

— Попей, мой господин, она только что из погреба, холодна.

— Да.

На языке лопались мелкие пузырьки, кисля десны, это было очень приятно и вовремя. Утирая рот, Теренций поставил опустевшую чашку.

— Внизу ждет Санга, они вернулись.

Грек дернул рукой, чуть не свалив чашку на пол, и Гайя ловко подхватила ее.

— Давно ждет?

— Ты напился, я позову его.

Смуглые ноги уверенно простучали твердыми босыми пятками, мелькнул в проеме вышитый край покрывала. И уже снизу раздался голос Гайи, обращенный к рабу, что вернулся из дальней рыбацкой деревни.

Теренций положил руки на колени и уставился на них, внимательно разглядывая толстые пальцы с поперечными морщинами. Старая кожа, старые руки. Как серый элефант, что зажился под извилистыми деревьями далекой страны. Сидит вот. Кукует в ожидании. Досадливо хмыкнув, грек вытер пот со лба. И лезет же в голову — то элефант, то сидит, и вдруг кукует. Хаидэ бы долго смеялась, описывая чудовище, что получилось из разрозненных мыслей.