Дарящей? — удивляется не-Света. — ОН называл меня Дарящей…
Пара заканчивает подъём — и проходит мимо НИХ, ничего не заметив и не почувствовав. Впрочем… Женщина на секунду останавливает взгляд на том месте, где находится не-Света. Во взгляде сквозит лёгкое недоумение…
Мужчина и женщина идут по вымощенной дорожке, пересекающей зелёный, полный диковинных цветов луг, расположенный на обширной горной террасе — дальше вновь громоздятся скалы, рассечённые широким проходом. Пара стремится именно туда. ОНИ двигаются следом.
Площадь, два небольших храма на противоположных краях её, и обелиск в центре появляются перед глазами мужчины и женщины неожиданно — так, очевидно, и задумано неведомыми строителями. Они медленно подходят к обелиску.
На площади, кроме пришельцев, никого нет. Ни одного человека.
Это высокая стела из красного камня, увенчанная скульптурным изображением двух рук, судя по изяществу форм — женских. Одна рука свисает вниз — мёртво, безжизненно. Её обвивает стебель какого-то растения, похожего на лиану с толстыми длинными шипами. Каменные шипы глубоко впиваются в каменную кожу, и кажется, что камень красен от пролившейся на него крови.
Другая рука устремляется вверх, и держит на раскрытой ладони не то огромный цветок неправильной формы из полупрозрачного голубого камня, не то стилизованное изображение пламени. Колючая лиана виднеется и на этой руке — но разорванная на куски, бессильно сваливающаяся…
He-Свете скульптурная композиция кажется странно знакомой, будящей далёкие-далёкие воспоминания… ОНА чувствует — ещё чуть-чуть, ещё одно крохотное усилие, и они, воспоминания, вырвутся наружу… ОНА вспомнит всё.
Женщина опускается на колени. Кладёт к постаменту большой букет, который принесла в руках, — цветы голубые и алые. Встаёт.
Потом пара разлучается. Мужчина направляется к левому храму, женщина — к правому. У него в руке холодное оружие — едва ли боевое, скорее церемониальное, богато изукрашенное: не то маленький меч, не то большой кинжал. У женщины — небольшой, завёрнутый в разноцветную ткань свёрток.
Левый храм, к которому пошёл мужчина, несимметричен — и неправильные формы его рождают чувство тревоги. Не страха или неприязни — именно тревоги, как далёкий зов боевой трубы. Из крыши храма — наискось и не по центру — выдаётся огромная и остроконечная каменная призма, словно наконечник гигантского копья, пронзившего землю и скалы откуда-то из не представимой глубины и закончившего свой путь именно здесь. Стены храма покрывают барельефы — и все они изображают битвы. Рушатся пылающие стены крепостей, и невиданные боевые животные вламываются в ряды насмерть вставшей пехоты, и земля содрогается под колесницами… Смерти много на этих барельефах, но отчего-то не вызывает она мрачных чувств. Лишь азарт последней схватки медленно закипает в крови у смотрящего на них — схватки ради Победы, перед которой смерть ничто… Изображение того, кому посвящён храм, отсутствует. Но дух его чувствуется во всём — пьянящий отзвук всепобеждающей силы.