Началась неимоверная свара. Мужики отлетали от Валюхи, как мячики пинг-понга от ракетки, матерясь и теряя на снегу шапки. Но тут же вскакивали и повисали на ней вновь, пытаясь ее скрутить. Валюха сражалась молча, размеренно отпуская оплеухи на манер русских кулачных бойцов в старину, когда те бились стенка на стенку не по правилам заграничного бокса, а попросту мутузили друг друга наотмашь, норовя попасть по уху. Она тоже уже оказалась без своей шляпки-минингитки. Шуба ее, с оборванными пуговицами, развивалась своими бескрайними полами, открывая сиреневое, нарядное платье с искоркой и нитку хорошего жемчуга на груди, чудом еще не порванного. А вокруг тем временем собралась приличная толпа народа. Они подбадривали Валюху своими возгласами и принимали это нещадное месилово лишь как эпизод, разыгравшегося на потеху зрителям, новогоднего шоу.

Между тем уже несколько бойцов невидимого фронта оставались лежать на снегу, один неподвижно, другие – пытаясь еще встать, но и Валюха, видно по всему, теряла силы. Она тяжело дышала, а ее замахи становились все более вялыми. Тем не менее, было понятно, что она была не намерена отступать и не рассчитывает на меня, сделав ставку только на собственные силы – сжав зубы, она молча и упорно пробивалась ко мне, все время пытаясь не упустить меня из виду. И, может быть, ей это бы и удалось, но вот, клубок из сцепившихся тел, врезался в двухэтажную фигуру снежного Деда Мороза, отчего та рухнула, погребая под собой распаленных дикой битвой сражающихся. В этот момент кэгэбэшник мертвой хваткой вцепился мне в локоть и повлек к черной «Волге».

Он затолкал меня в машину, и когда мы оказались на заднем сиденье, я оглянулся на огласивший всю площадь душераздирающий вопль:

– Миколенька-а! Родненький мой! Я сейчас, держись миленьки-ий! Держи-ись!

К машине, тяжело дыша, вразвалку, из последних сил бежала Валюха, уже и без шубы, вся в ошметках налипшего на нее снега и разодранном платье без одного рукава, которое уже не украшал великолепный жемчуг. Левый глаз ее заплыл, разбитые, в струйках крови, губы безобразно распухли, из разрыва платья, белым флагом трепыхался на встречном ветру порванный посредине бюстгальтер. Из него вырвалась и моталась из стороны в сторону белоснежная, роскошного размера, левая грудь с пятачком алого соска по центру, словно кровавый след от вошедшей в нее пули.

Следом за ней, нестройной вереницей, прихрамывая, матерясь и явно отставая, в расстегнутых пальто и без шапок, мотылялась едва ли только половина из числа тех бойцов, которые изначально приняли участие в этой битве. Один из них оказался не только без пальто, но и даже без ботинок и штанов. Он бежал по хрусткому снегу в раздраеном пиджаке, босой, в длинных трусах-семейниках, словно замотанный на поясе в черный пиратский флаг, на котором не хватало лишь картинки с черепом и перекрещенными костями.