– Я не говорила.
– Понятно, – его лицо неожиданно просветлело. – Хочешь стать актрисой?
– Что?
– Иначе зачем приезжать в Лос-Анджелес? – снова нахмурился Томас.
– Ты что… Ты совсем ничего не помнишь? О том, что было в отеле Палермо. О том, как уехал в Милвилл.
– Нет. Милвилл я помню. Кажется, я придумал себе отца в лице Бадди Хоскинса и сбежал следом за ним… – Томас глуповато улыбнулся. – Мне тогда было шесть, так что…
– Это кто тебе такое рассказал?
– Гвен.
– Гвен?
– Моя сестра. – Томас снова помрачнел, но Бонни не заметила этого.
– Не знаю, что рассказала тебе сестра, но это не так. – Бонни достала распечатки всего, что смогла найти об отеле «Палермо». – Донован говорил, что почти все, кто находился там, либо сошли с ума, либо покончили с собой.
– Сошли с ума? – переспросил Томас, попытался подавить дрожь, но так и не смог.
– Донован сказал, что и сам был на грани, когда Сэнди нашла его. – Бонни тронула его за плечо. – Эй, с тобой все в порядке?
– Нет, – признался Томас, сделал себе выпить. – Тебе налить? – он снова нахмурился. – Ты ведь уже совершеннолетняя?
– Почти, – Бонни улыбнулась.
– Это хорошо, – растерянно кивнул Томас, выпил, налил себе еще.
– А твоя сестра… – спохватилась Бонни. – Гвен, да? Она ведь тоже была в отеле? Верно? И с ней… Я надеюсь… Надеюсь, с ней ничего не случилось плохого?
– Она не в себе.
– Ох.
– Первые пару лет было вроде бы все нормально, но потом… она начала себя вести странно. Не знаю, что со мной случилось, если бы не Ордилия Конклин, но всем, что у меня сейчас есть, я обязан ей. Можно сказать, что она воспитала меня. Сначала мы лечили Гвен дома, затем пришлось определить ее в лечебницу.