В холле первого этажа десятилетки бегали вокруг стола для пинг-понга, играя в вышибалы. Ракетки были только у двоих, остальные играли книжками. Делали они все это так азартно, так громко кричали, так активно переживали проигрыши, что никто даже голову не повернул в сторону вошедшего Глебова. Воспользовавшись тем, что на него не обращают внимания, Васька проскользнул к двери кабинета начальника. Прежде чем повернуть ручку, он задержал дыхание – в этот раз ему должно было повезти – и толкнул дверь.

Дверь открылась.

Он не знал, что хочет здесь найти. Кабинет как кабинет. Большой стол, заваленный папками и бумагами, два телефона, один без кнопок, вдоль стен стулья, длинный-длинный шкаф, также забитый папками и книжками.

Глебов наугад достал одну папку. Какие-то накладные.

Следующую. Договора.

Самую толстую на этой полке. Списки детей.

Крики за дверью стали громче, а потом совсем стихли. Слышался только звонкий стук шарика о стол.

Что же тут можно найти?

Васька оглянулся еще раз. Над столом фотографии, большие и маленькие, в рамке и без. И везде был Петухов. С детьми, с вожатыми, с большими начальниками. Вот Сергей Сергеевич на фоне центральных ворот, охраняемых с двух сторон барабанщицами. Целенькие еще, новенькие. На другой фотографии на фоне барабанщиц был снят дворник. Только не такой, как сейчас. А моложе, стройнее, в парадном костюме и в галстуке.

Лица, лица, лица. У Васьки зарябило в глазах.

Вдруг он хлопнул себя по лбу и опять схватился за толстую папку, быстро перелистал несколько страниц. Списки ребят этого года. В графе «Старший вожатый» что-то зачеркнуто.

Когда утонула Таня? Лет пятнадцать назад. Где же эта папка?

Выхватил другую, потом следующую.

Ага, вот! Четвертый отряд, вожатые Сергей Петухов и Елизавета Рамзаева. Дети…

Палец с обкусанным ногтем пробежал по списку.

Вот она – Таня Захарова, рядом стоит вопросительный знак, прочерк и коряво приписано: «Выбыла».

Васька заторопился, зашелестел листочками. Вот. «Старший вожатый – Николай Степанович Головко».

Головко, Головко…

Он схватил первую папку и чуть не закричал от ужаса. В графе «Старший вожатый», где только что было вымарано какое-то имя, четко и ясно, без помарок и зачеркиваний было выведено: «Николай Степанович Головко».

Холл взорвался криками. Васька вздрогнул, листочки рассыпались по полу. Он не стал их поднимать, а только испуганно посмотрел себе под ноги.