– Да нормально я, – ответила Марья, – а ты кто такой?

– Мимо проходил, песня странная примерещилась, – улыбнулся Алексей, – тебя нашел, думал, замерзла, а ты спишь…

– Сплю? – она удивилась.

– Как сурок.

– Ты меня не подбросишь в город, у меня самолет? – вдруг сказала Марья. – И, кажется, еще столько дел и проблем…

– Какой самолет? Какие дела и проблемы? – улыбнулся мужчина, прижимаясь горячими губами к ее виску. – Не горишь вроде. Это же я, Алексей. Не уходи вот так больше, даже если и покажется, что я не прав был. Сын дома ждет. Если что, то мне скажи, пойму я, не каменный, не ледяной. Люблю я тебя…

…Ночь выдалась холодной и противно липучей. Даже воздух словно приклеивался к коже, отвратительной скользкой и вязкой пленкой. Марья передернула плечами. На ощупь попыталась отыскать плед на кресле и, не найдя, потянулась к выключателю, но сверкающая хрустальная люстра, напоминавшая старинную колесницу, не вспыхнула ослепительным дневным светом.

– Да что за такое! – Марья опять вздрогнула, словно от отвращения. Почти пересиливая себя, двигаясь в темной комнате на ощупь, коснулась руками рабочего стола, на ощупь открыла ящик. Через некоторое время три свечи горели ярко на столе, подобно трем маячкам. Марья выглянула в окно, весь город был погружен во тьму, как океан вне времени и вне пространств, темный, грозный, но полный неожиданных тайн и поворотов судьбы.

Вздохнув, Марья ушла от холодного окна и, взяв свечу, отправилась на кухню. Теплая маленькая кухня приветливо осветилась в уютных отблесках пламени. Закипел чайник, звякнули кружка с блюдцем. Свежий аромат мяты разбавил зыбкую печаль кухни новой нотой, свойственной больше рассвету, а не ночи, и Марья наконец улыбнулась. Тихой трелью запел телефон.

– Я дома, Леша, – прошептала Валентина, – дети уже заснули, – у нас в районе свет выключили. Я при свечах, как в старину, чай пью. Почему ты не успеваешь? Я не поняла, Леш, где ты можешь быть, что не успеваешь домой? Банкрот? Ты? Подожди, не бросай трубку! Объясни мне!!

Но было поздно, лишь гудки за гудками. И еще что-то, неотвратимое, бесповоротно надвигающееся с таким неприятным звуком. Что это? Валентина замерла. Кран. Капал кран. Никогда и ничего не протекало, а кран закапал, что-то случилось, вода?

Тихий стук в двери, Марья бросилась открывать. В проеме, держа в руках огромную свечу, стояла соседка Ольга Генриховна. Лицо пожилой женщины было искажено, губы что-то шепеляво бормотали.

– Я вас не понимаю, Ольга Генриховна… – Марья испуганно прижала пальцы к губам, словно пряча слова.