– Черт! Черт! Черт! – злилась она. Передача заложников в этот раз закончилась обменом. Кто-то выдал ее, выдал, кто она и откуда. Теперь шел длительный переговорный процесс, который либо закончится положительно, либо плачевно.

– Черт! Черт! Дома же дети! Черт!

– Перестань, – ее сосед по каменной тюрьме подал голос. Эра обернулась, впервые за двое суток этот обезвоженный человек заговорил, значит, пришел в себя. Она нагнулась к глиняной плошке с не очень чистой водой и наклонилась к узнику. Подняла его голову и приложила плошку, он сделал один жадный глоток и откинулся на грязный лежак, словно все его силы только что ушли.

– Я умираю, – констатировал он, именно констатировал.

– Нет, – Эра передернула плечами, – мы еще повоюем, скоро наши придут.

– Зачем ты здесь? – спросил человек.

– Переговоры вела по заложникам, – выдохнула Эра и наконец села, скрестив ноги, на пол. Там усмехнулась сама себе и прошептала под нос:

– Египет, епс – тудей!

– Не ругайся, – попросил умирающий, – дай душе успокоиться, – у тебя впереди еще много чего, что словами не опишешь.

– Ты откуда? – спросила его Эра.

– С фронта, всех перебили, всех! А я выжил, – человек заметался.

– Тсс! – Эра успокаивающе прижала человека к себе, укачивая. Совсем молодой, измученный насколько. – Ты только продержись, парень, тебя зовут как?

– Егор. Егор Торин.

Эра вздрогнула.

Парень усмехнулся.

– Не бойся, я не тот Егор Торин, что жил когда-то давным-давно и был сыном садиста. Я детдомовский, точнее, меня воспитали при монастыре, там и окрестили.

– Я не боюсь, – ответила Эра, – иногда мне кажется, что я знала того Егора и он был, вероятно, неплохим человеком.

– Вот видишь! Не все так плохо, – улыбнулся вымученно Егор, – гони зло из сердца, впусти туда добро и мир.

– У тебя родители есть? – прошептала Эра.

– Только дед, родители погибли во время чистки, когда я родился. Дед у меня мировой, медик, хирург.