Закоренелые лгуны скажут вам, что лучше врать, не отступаясь от правды. Марат так и поступил, сказав, что Кошечка в ванной.

– Дай ей телефон. – Слова сквозили предвзятой нелюбовью к зятю. Разумеется, тесть был не против, чтобы дочь время от времени ходила налево.

Марат едва не выполнил приказ. Тесть имел жестяные связки человека, способного отдавать команды в самых экстремальных ситуациях.

– Нет… – Марат прислушался. В броне жесткого военного тона что-то было неправильным.

Судя по изумленному «что?», Петр Ефимович не ждал отказа.

– Не… Не могу. – Голос Марата унизительно задрожал.

– Почему. Ты. Не. Можешь? – Когда тесть говорил ТАК – чеканя слова и разделяя их колкими паузами, хотелось испариться.

Марат прислушался к дыханию в динамике. Оно было хриплым и прерывистым.

ХРИПЛЫМ И ПРЕРЫВИСТЫМ Так вот почему тесть звонит!

– Мне нужно, чтобы ты дал телефон моей дочери. Понимаешь? – В трубке прозвучало что-то, похожее на ненависть. Марат усмехнулся, отлично представляя, как действовать дальше.

– У вас сердце? – Последнее слово следовало произнести по-особому. Петр Ефимович ненавидел свои слабости, особенно если кто-то, кого он презирал, о них говорил.

Когда у отца прихватывало в груди, Кошечка садилась в машину и ехала к нему. После Чечни Петр Ефимович пережил два инфаркта.

Тесть не ответил, и Марат понял, что попал в яблочко. Разговор окончен.

– Пусть перезвонит, когда выйдет. – Слова трещали от напряжения.

– Опять болит в груди? – Это было чересчур, но Марат не мог остановиться. Волнами накатывала злоба на Кошечку и ее отца.

Тесть сбросил вызов. В динамике воцарилась тишина. Марат зло усмехнулся и ответил сам себе:

– Болит.

На кухне под лязг сковороды вспыхнула газовая горелка. Марат вдохнул аромат жареного мяса. Оно было жестким и сладковатым, словно сливки, пирожные и леденцы, которые жена обильно поедала, пропитали ее плоть сахаром.

Отличный способ избавиться от трупа. Нужно лишь добавить приправ…