Переждав приступ, Марат опустился на пол. В голове образовалась ноющая, горячая пустота. Веки опустились, потому что сторожить было уже бесполезно.

Марат поворошил в ванне, выуживая кусок печени. Из всего, что он пробовал, это было самым отвратительным на вкус. Жмурясь от пота и отвращения, Марат проглотил медно-соленую кашицу и сформулировал четвертое правило.

Есть, не задумываясь о том, что ешь.

– Я знаю твои хитрости. Я знаю все твои хитрости. И я не отвожу глаз…

Супруга молчала.

Потом скажут, что та ночь была самой жаркой за лето, потому что столбик термометра не опускался ниже тридцати.

* * *

Марат пришел к выводу, что поедание плоти супруги – процесс более интимный, нежели самый изощренный секс. А еще сидеть в корзине для белья, закинув ногу на унитаз, оказалось самой удобной позицией – буря в желудке почти не чувствовалась.

Местами мясо приобрело сизый оттенок. К своду правил прибавилось еще одно – глотать, даже если пищевод выворачивается наизнанку.

Вечером чувства обострились. Даже плеск воды в трубах вызывал дурноту. Сквозь вентиляционное отверстие хлынули шорохи и постукивания. В них, как рыбы в ручье, плескались два голоса. Мужской и женский.

Наверху откручивали заслонку.

Они хотят проникнуть сюда! Хотят посмотреть… Скоты! Но ведь они же не смогут? Или смогут?

Удерживая взгляд на куче заклятой плоти, Марат вскочил. Внутренности пронзило горячими спицами. Пришлось сесть на корточки и слушать.

Люди (кажется, он даже знал их имена) искали животное. Дохлого голубя или мышь. Один, судя по голосу – мужчина, ворошил в трубе чем-то вроде швабры.

Марат долго не мог сообразить, почему они решили искать именно там. Наконец догадался – разложение. Соседи среагировали на запах закисшей плоти.

Голоса бубнили, но смысл слов растворялся в наплыве утомления. Марат отыскал полотенце.

Встать в полный рост было мучительно. Стиснув зубы, он схватил полотенце и взобрался на край ванны. Не глядя, вытащил решетку, обернул вафельной тканью и вогнал обратно, перекрывая доступ запаху.

Правило… хрен знает какое, гласящее, что нужно не отводить глаз. Марат нарушил его. Нога соскочила, и комната превратилась в центрифугу. С высоты полутора метров он приложился почками об угол ванны.

Смотреть! Не выпускать из вида… Смотреть! Это не угол. Это бампер грузовика, на скорости протаранившего живот.

От боли глаза заволокло ртутными светляками. Отсидевшись с четверть часа, Марат встал, чтобы опорожнить мочевой пузырь. Струйка была ярко-красной.