* * *

Под это дело мне даже выдают «Стечкина» и две обоймы к нему, под расписку, ведут в подвальный тир — для прохождения краткого «курса бойца» по обращению с оружием:

— Применяй только в крайнем случае — говорит мне Сартаков в промежутках между отстрелами обойм по мишеням — помни, этот перец нужен нам живым, если его ранишь — тут же ставь на уши всех местных, прежде всего КГБ, чтобы его залечили, не дай бог эта сука окочурится!

* * *

Отметив с мамой новый год и вдоволь выспавшись в гостях у нее дома, я, вместе с оружием (в том числе и своим «Глоком», некогда изъятым у агента Мафусаила в Маленькой Республике), вместе с блокнотами с адресами и телефонами, паролями и кодами, с утра 3-его января улетаю в Екатеринбург на поиски этого «неуловимого Джо» — Димы Пашкевича.

* * *

В Екатеринбурге сходу приходится связаться с людьми из местного Комитета, у которых, оказывается, был запрос от Сартакова, и уже были подготовлены материалы по мою душу:

— Вот тут в папке — сказал мне дежурный комитетчик, вид которого вызывал приступ сочувствия (видимо парень очень хорошо отметил новый год и все не мог придти в себя) — все сведения о том, как четыре года назад мы с людьми из Москвы разыскивали этого вашего…

— Пашкевича!

— Да.

— Вы принимали участие в этом?

— Я? Нет! Я работаю в Комитете относительно недавно.

— Ясно.

— Но меня проинструктировали, что вам говорить — мы присаживаемся за большой стол, дежурный выкладывает передо мной бумаги и фотографии — нам, конечно, не сообщали, зачем разыскивается Пашкевич, что он натворил, но это ведь и не важно, правильно?

— Правильно. Чем больше людей знает об этом, знаете ли…

— Ну вот! — Дежурный выкладывает на стол фотографии Пашкевича, потом — его мамы — вот, это его мама Евгения Петровна.

— Ага… а они чем-то похожи!

— Вам тоже так показалось? Вылитое лицо Пашкевича! А вот это… это его дача, на которой его видели в последний раз.

Дежурный показывает мне фотографию обычноформатного такого нашего домика, обшитого вагонкой. Ничего особенного, но чистенько, аккуратненько, так что приятно смотреть.

— И что же? — спрашиваю я — вот, мне сказали, что он в этот дом зашел — и больше уже из него не выходил?